Ибрагим Рахим - Судьба

Было это давно, уж и сын пошел в школу, уж и о записке она забыла, но один человек не забыл о ней.

— Старуха! — крикнул он. — Где ключ от моего сейфа?

В последние недели Халим-ишан стал рассеянным и сердитым. Жена принялась искать, но ключ оказался у него в поясном платке. А сейф был самый настоящий, небольшой, но крепкий, он стоял в нише за подушками. Раскидав подушки, ишан открыл дверцу железного шкафчика. Жена следила, обомлев и молясь аллаху. Она знала, что в этом шкафчике не хранится добрых бумаг. Муж нашел, читал и перечитывал записку, и она не выдержала, спросила:

— Что это?

— Очень сильная записка. С этой запиской я весь их род смешаю с грязью. И верну Оджизу домой!

Больше он не сказал ни слова; так он слишком много сказал женщине. А жена трепетала: она не призналась своему господину, что видела Оджизу, и опять стала молить бога, чтобы дочь скорее вернулась домой, но уже здоровой, и чтобы ишан этому не помешал. Трудно приходится аллаху — даже одна семья просит его о разном!

Трудно приходится и Халиму-ишану.

До Огненного мазара он добрался на «москвиче», а там пересел на ишака. Зад его отвык от жесткого ишачьего хребта. Но туда, куда направил свои мысли Халим-ишан, «москвич» не проберется. А ишачок не увязнет в песках…

И вот топали шустрые ноги напоенного животного по зыбучим барханам, терлись о верблюжью колючку, разгоняя ежей, а ишан все думал и думал свою думу. Жизнь учит, что за пазухой надо держать камень, а в руке пряник. И раньше, чем вынуть камень, стоит поманить пряником. Халим-ишан рискнул разыскать Хиёла и миром покончить дело. Пусть к нему придет Сурханбай. Пусть попросит о свадьбе. Пусть все будет, как угодно аллаху, он не станет противиться его воле и желанию молодых. А тогда уж он сумеет заставить новых родственников поработать на него или хотя бы не работать против. Да и половина позора сразу улетучится…

Он может отдать дочь за газодобытчика. Он ведь не какой-нибудь современник Исмаила Самани, а ишан двадцатого века.

А в том, что Хиёл вернулся к газодобытчикам, ишан не сомневался. Куда же ему было деваться? Люди, предавая новых друзей, ищут прибежища у старых, а в прибежище Хиёл нуждался, потому что с ним была Оджиза.

Вышки буровиков тянулись к солнцу и бросали длинные тени под ноги ишачка. Вышки со всех сторон окружали Огненный мазар, еще недавно тонувший в пустых песках, и Халим-ишан скоро нашел бригаду Шахаба Мансурова. Подгоняя пятками своего ишачка, он подъехал к сходням, ведущим на буровую площадку, от которой вверх ввинчивалась лестница. Приставив ладонь ко лбу, ишан смотрел туда, то ли разыскивая Хиёла, то ли удивляясь творениям рук человеческих. Аллах дал слишком много своим противникам. Разве не соблазнительно для молодого парня вот так болтаться посреди неба, раскачивая длинную плеть трубы, как камышинку?.. О проклятье! Это же твои враги, аллах! Пошли на них кару!

Те, что работали на площадке, стояли спиной к старику и не видели его и не слышали его заклинаний. Он мог бы кричать — шум дизеля и грохот ротора заглушали все на свете.

Пошли на них кару!

Вдруг звуки изменились, они стали быстрее, перешли в свист и стихли. С перепугу ишан подстегнул ишачка и отъехал. Тишина насторожила всех. Из вагончика выбежал заспанный здоровяк в грязных штанах, бывших когда-то голубыми, и крикнул:

— В чем дело?

— Сломалась труба!

«О аллах, ты услышал меня!» — подумал ишан.

Было так тихо, что стали различаться шорохи песка. Шаги здоровяка пробухали, как удары камней. На площадке кого-то ругали. Ишан смотрел то туда, то на вагончик, надеясь, что сейчас увидит знакомое лицо.

— Ого! Кого я вижу! Салям!

За его спиной свешивался с лестницы парнишка с обожженными руками — они были перевиты шрамами. Он спустился сверху словно бы только для того, чтобы поздороваться с ишаном.

— А ваш автомобиль сломался, муддарис? Кого вы ищете, пересев на ишака?

— Я ищу человека по имени Хиёл Зейналов.

— Ого! Его давно у нас нет!

— А где он?

— Думаю, в Ташкенте.

— Откуда вы знаете, что в Ташкенте? — сразу ухватился ишан.

— Мне кажется, он хотел там лечить глаза вашей дочери.

— Ах, шайтан! — вырвалось у старика.

Тут было все — и гнев на себя за опоздание, и злость на старуху за ее неповоротливость, Между тем Куддус — а это был он — смотрел и улыбался.

— Разве можно, отец, ругать человека, который хочет, чтобы ваша дочь увидела мир? И вас в том числе?

— Можно ругать человека, который украл девушку из дома родителей!

— Без выкупа! — засмеялся Куддус. — Зрение — хороший выкуп. А вы устройте им свадьбу.

— У меня нет денег для такого непослушного жениха.

— А вы продайте автомобиль.

У Куддуса было время, пока там выясняли причину остановки, он догадался, что ишан ищет беглецов, и отвадить старика считал даже не удовольствием, а важным делом.

— Вы знаете, — рассказывал он. — Вот я сначала хотел купить себе велосипед, потом мотоцикл, потом автомобиль, а теперь ничего не покупаю. Женюсь. Вот, оказывается, для чего я копил деньги!

— Стыдно смеяться над стариком.

— Да я не смеюсь! Честное слово, я говорю правду. Клянусь аллахом!

— Аллах уже наказал вас. Это он сломал вашу трубу!

Халим-ишан хотел добавить: потому что я попросил его об этом, но благоразумно промолчал. А Куддус ответил:

— Нет, ишан… Аллах тут ни при чем. Это или попался твердый пласт или плохая труба. Сейчас мы опустим метчик, нарежем в обломке резьбу, ввернем туда другую трубу, как штопор, и выдернем. А потом…

— Куддус! На место! С кем ты болтаешь?

— Ему бы только потрепаться!

— Поднимай метчик!

Голоса заставили Куддуса по-обезьяньи взбежать наверх. А Халим-ишан заколотил пятками по бокам ишачка.

— Приезжайте, я вам объясню! — крикнул сверху Куддус.

Ишан ехал, прикрыв глаза. Он думал о том, что для этого мальчишки не существовало ни тайн, ни страха. На чем же тогда держаться вере? Впервые он думал об этом так серьезно и не успокоился, пока не нашел ответа: на несчастьях. Вера была нужна несчастным людям. В несчастье люди обращались к аллаху. И поскольку он и себя чувствовал сейчас несчастным, а время подошло к молитве, он остановился, постелил подстилку на песок и стал отбивать поклоны. И молитва его была горячей песка, какой она не была уже давно.

Следующим вечером он сидел в доме Шербуты и слушал бахмальские новости. Шербута жаловался, что приношения бахмальцев скудеют. Он показал в подтверждение черствые лепешки и пахнущий плесенью кусочек ситца.

— Принимайте и малое за большое, — посоветовал ему Халим-ишан. — Мы служим не себе, а аллаху.

Но слова эти не очень-то успокоили Шербуту.

— Сурханбай, этот ходжи, хуже агитатора. Говорит, что пророки, предписавшие молиться пять раз в день, беспокоились, чтобы людям не надоело безделье. Одних зовет кормить птиц на ферму, других продавать молоко в лавке… Скоро и меня усадит за шило! А сам…