Ибрагим Рахим - Судьба

Во дворе лаяла забытая собака, никого не подпуская к себе. Ишан пошел за ней. Пыль ела глаза, но он успел еще увидеть старого Сурханбая и Хиёла, которые стояли рядом…

Лязгали гусеницы бульдозеров, разворачивающихся на мазаре, и не было слышно, о чем они говорили. Не услышим и мы… Но ведь мы можем догадаться. Может быть, дед уверял внука, что не сердится на него. Может быть, внук говорил деду, что рад встрече. А может быть, они просто молчали. Мы посмотрим на них издалека. Даже Оджиза не подходила к ним. В жизни нередко случаются такие минуты, когда людям лучше всего побыть вдвоем.

— А я один…

Очень часто Хазратов ловил себя на том, что вслух роняет эти пугающие слова.

Он и в самом деле сторонился людей. Вечерами брал у старшей дочери книгу, наугад, все равно какую, и, протерев очки уголком скатерти, читал, лишь бы не приставали домашние…

А мысли были все об одном и том же: что день, намеченный им впереди, воображаемый день его торжества, так и на станет явью для всех, а умрет вместе с ним.

Где-то люди даже мечтают вместе.

А он один…

В кишлачных сумерках за окном незнакомо фыркнул мотор. Здешние грузовики не отличались такой щеголеватостью. Обычно, подъезжая после работы или отправляясь в путь, они отдувались долго, протяжно, с серьезной трудовой одышкой. Джаннатхон, сидевшая рядом с шитьем на коленях, поймала взгляд мужа, встала и вышла посмотреть, кто пожаловал. Приоткрыв дверь, она вглядывалась в уличные потемки.

— Отец вернулся.

— Один? — спросил Хазратов, затаив безрадостный вздох.

— И Бардаш! — узнав другого человека, вскрикнула Джаннатхон, с тяжелой торопливостью повернула грузное тело к мужу и остановилась в растерянности. Она теперь всего боялась еще больше, чем раньше, и старалась действительно уловить настроение мужа по движению его бровей.

— Накрой на стол, — сказал он миролюбиво, почему-то вдруг пожалев ее.

Бардаш… Много раз за эти дни он вспоминал это имя, гнал его от себя и опять возвращался к нему… Если бы не то утро, когда однажды по просьбе Сарварова он позвонил ему и пригласил в обком, все могло сложиться иначе… Стоило ему тогда настроить Сарварова против Бардаша… Но после того утра уже многое случилось. Не поправишь… Полно! Разве от одного Бардаша зависела его судьба? Но он не хотел обвинять себя и опять повторял: «Да, Бардаш… Говорят же — миллиона друзей мало, один противник — и то много!»

— Салям, Бардаш! — между тем оживленно приветствовал он гостя.

— Салям, председатель!

— Вот уж кого не ждали!

Очень хотелось изобразить веселье и благополучие. Надо было загнать досаду поглубже в душу, не дать ей выступить наружу. Но в таком состоянии любая веселость принимает ложный вид. Чем лучше знал это Хазратов, тем громче шутил:

— Привет, идбой!

— Идбой? — ухмыльнулся Бардаш. — Что это значит?

— Это твое имя, — объяснил Хазратов, похлопывая его по плечу. — Идейный боец! Ну, как? — вдруг спросил он устало. — Выпьем по рюмочке или сразу будешь громить меня?

Бардаш качнул головой.

— Я буду громить тебя, а ты что будешь делать?

— А я буду каяться! — сказал Хазратов и впервые с момента их встречи расхохотался откровенно.

— Тогда давай сначала выпьем по рюмочке, — сказал Бардаш.

Хитрый старик сослался на усталость и оставил их. Хазратов понимал, что этот «агитатор» уже успел осветить Бардашу колхозные дела. И, конечно же, это он привез Бардаша сюда.

Первую рюмку они выпили молча. Азиз сразу налил по второй.

— За что? — спросил Бардаш.

— Свалили Огненный мазар?

— Свалили.

— Ну, вот! За твои успехи.

— И за твои, — сказал Бардаш.

— Смеешься?

— Нет. За будущие. Как живешь?

Хазратов поставил рюмку, повертел ее за ножку, не заметив, как плеснулись на стол капельки, подумал, что ответить? Если бы не старые навыки, он давно бы, как некоторые городские «интеллигенты», соскочил с натертой спины коня и пешком удрал в город… В конце концов он какой никакой, а инженер… Служба нашлась бы… Все кругом развивается! Но старые навыки не давали ему паниковать… Хотя их сейчас не любят. За них ругают…

— Трудно сейчас, — пожаловался он искренне, как не сказал бы Бардашу никогда раньше. Он и сам себе удивился — ведь ему раньше никогда не бывало трудно! — Колхозники не такие тихие и безобидные, какими были… Все умные стали… Перед всеми держи отчет… Все недовольны председателем. Сверху контроль — снизу критика, снизу контроль — сверху критика, все время ты под огнем, или крутись или ложись, как на войне!

— Крутишься?

— Как всегда, когда денег мало… Тракторы жрут средства, не разжевывая. Запасных частей нет. Удобрения обходятся дороже золота. За счет животноводства думаем развить хлопководство, а потом за счет хлопководства подтянем животноводство.

— Ну, раз шутишь, значит, еще не так плохо…

— Плохо, — сознался Хазратов. — Я думал, все течет, все меняется. А вот деньги текут, но ничего не меняется.

— Тебе подсказывали, как деньги тратить…

— Хотелось сразу показать, что дела пошли вперед…

— Надо, чтобы они действительно пошли вперед, тогда все сами увидят…

— Легко говорить!

— У тебя есть предложение? — спросил Бардаш. — Есть выход?

— Есть, — ответил твердо Хазратов. — Колхоз «Бахмал» сделать совхозом…

— Председателя колхоза — директором, чтобы ему никто не мешал командовать, — договорил Бардаш. — А свои заботы свалить на шею государства… Эдак и совхозу не сдобровать… Думаешь, если один палец отрубить, другой вырастет длиннее? Рука сильная, когда все пальцы здоровые. К тому же, управляя колхозом, люди учатся демократии, учатся коммунизму.

— А я на пороге коммунизма упал и ударился, значит, головой об этот самый порог? — горько усмехнувшись, проговорил Хазратов. — А ведь я не хотел…

Бардаш смотрел на него в упор и поглаживал подбородок. Хазратов осекся и сказал:

— Не так начал…

— Скажи сам колхозникам это, Азиз. Они поверят.

Со слезами в комнату ворвалась Джаннатхон и выкрикнула:

— У нас дети! Вырастили бы вы сами пять-шесть человек!

— Уйди! — велел Азиз. — А если хочешь слушать — сядь здесь и слушай.

Она смутилась, вобрала голову в плечи, тихонько подтерла вокруг его рюмки и ушла неслышными шагами. Только пол проскрипел.

— Думаешь, я скажу им — и все сразу пойдет легко?

— Нет. Если б было легко, зачем бы тебя сюда прислали? — пожал плечами Бардаш. — Но чем труднее, тем ближе держись к людям. Не отказывайся от их помощи Сам говоришь — они умные…

Хазратов долго молчал, глаза его опять смотрели куда-то вдаль, он что-то вспоминал, и, казалось, забыл, что здесь Бардаш. Потом встал, достал какие-то листки из комода.