Камил Петреску - Последняя ночь любви. Первая ночь войны

— Ах, да замолчи ты со своими глупостями ... Скажи лучше, что такое философия.

— Но я очень боюсь, что тебе это тоже не понравится и ты велишь «замолчать» и философии. Бы, женщины...

— Пожалуйста, без: «вы, женщины». Я — это я ... Я — это не «женщины».

Я потянул ее за носик, и она отмахнулась ладонью, как от пчелы, и снова состроила вопрошающую рожицу.

— Подожди, я сначала поправлю абажур, чтобы твоя головка была освещена. Не могу говорить с тобой, когда не вижу твоих глаз. Это вызывает во мне «метафизическое беспокойство». — И повернув большой зеленый абажур лампы для чтения, я озарил жену светом. Вся ее теплая живая фигурка была воплощением вечерней радости.

— Ты снова за свое ... А я думала, что ты стал серьезным ... И она схватила за кружевной уголок пуховую подушечку.

— Дорогая, философы, как и все дети, захотели прежде всего узнать, кто создал мир.

— Как кто? Господь Бог...

— Да? А ты забыла вопрос: «А кто создал Бога, папочка»?

—?! — удивилась она, широко раскрыв глаза и сложив губы трубочкой.

— Конечно. Им особенно захотелось узнать, что случается с человеком после смерти. Существует ли душа? И смертна ли она? Но вскоре они увидели, что разгадки не найти и ничего потустороннего познать нельзя; став скромнее, они попытались получше узнать мир, в котором мы живем. Конечно, почти все занимались и религиозной метафизикой, но у большинства главным вопросом в их трудах было: что такое наш мир?

— Чем же он может быть? — Она была удивлена, что философы задавали столь простой вопрос.

— Чем? Тебе кажется, что ответить так легко?

—?!

— Дорогая моя, уже с самого начала стало очевидным, что и на этот вопрос нет ясного ответа. В течение трех тысяч лет, а может быть и дольше, мыслители пытаются разгадать: что такое этот мир? Что в нем доступно познанию?

Те, кто ищет ответа, именуются философами, а сумма их ответов — философской системой. Поэтому в основе философии лежит так называемая теория познания. Вот, например, Мотру — профессор логики и теории познания.

Она, казалось, была раздосадована, разочарована; чуть поправила белую рубашку на округлых нежных плечах.

— Но ведь познанием мира занимается наука? К чему тогда еще и теория познания?

Ее, как и всех профанов, удивляло, что философия занимается вещами, по их мнению, чрезвычайно простыми; ведь всегда кажется, что нет ничего проще аксиомы. Так студенты, изучающие высшую математику, удивляются, когда их просят доказать, что трижды семь равно семью три.

— Это совсем другое дело, некрасивая девочка ... К тому же большинство философов отрицали возможности науки.

— Как это так? — наивно спросила она.

— Они говорят, что, за исключением того, что относится к формализованному, а не к реальному, то есть, за исключением математики и всего, что с ней связано: геометрии, механики и физики, мы вообще не можем ничего знать достоверно. Понимаешь: «достоверно».

— Как же это? А медицина?

— О медицине и говорить нечего. Ее указания противоречивы и определяются модой. Некоторые считают, что за две тысячи лет она не достигла никакого прогресса, за исключением хирургии, которая является простой техникой. Медицина и сейчас не в состоянии вылечить обыкновенного насморка, да ты и сама убедилась, что мне пришлось прождать две недели, прежде чем поцеловать тебя как следует...

— А! и она сердито шлепнула меня пуховой думкой по голове.

— Десятки лет медицина рекомендовала нервнобольным холодный душ, а теперь запрещает его, как смертельно вредный, особенно для нервных людей, заменив его шотландским душем. Полвека рекомендовали тщательно проваривать пищу, а теперь велят есть почти сырое, чтобы не терялись витамины. Медицина рекомендовала операцию аппендицита, затем отказалась от нее, рекомендовала интенсивное лечение, чтобы потом прибегнуть к стимуляторам, а теперь снова — поворот к старому. На днях я прочел, что, по мнению одного врача, грязная речная вода полезнее для питья, ибо в ней содержатся бактерии, необходимые для организма, и этот врач выступает против фильтрования. Некоторые доктора, кажется, и против проветривания спальных комнат, чтобы во время сна не потреблялось слишком много кислорода и отдых был бы более полноценным; при этом они ссылаются на птиц, которые спят, спрятав голову под крыло. Раньше был принцип: «мы перевариваем пищу больше ногами, чем желудком», а теперь некоторые рекомендуют послеобеденный сон по примеру животных, отдыхающих после еды. Туберкулезникам настойчиво предписывали высокогорный воздух, а после того, как в горах умерли сотни и тысячи больных, остальных спустили пониже. Кроме того, многие задаются вопросом, не вызвана ли самая страшная болезнь — рак — переизбытком принимаемых лекарств, тем самым признавая, что мы ничего не достигли, ибо на смену кажущемуся выздоровлению приходит более зловещий и грозный недуг. Во всяком случае, отмечено, что народности, не знающие медицины, живут здоровее и дольше, чем те, кто каждую минуту бегает к докторам. Я привел лишь один пример. В остальных науках — то же самое. Стоит ли говорить об истории? Ты видела, как ее высмеял Анатоль Франс. Впрочем, философы думали не только о медицине, но обо всем том, что может быть объектом познания. Мы ничего не можем знать достоверно.

— Я не понимаю ... Как это не можем?

— Послушай, я тебя спрошу иначе. Как мы познаем мир?

— С помощью чувств.

— Очень хорошо. Но чувства обманчивы:

Цвет присущ не вещам, а нашему глазу. Дальтоники видят зеленое вместо красного. Если бы мы все были дальтониками, то все красные предметы стали бы зелеными. Зрение к тому же часто подвержено галлюцинациям ... То же и со слухом ... «мне показалось, что кто-то меня звал» осязание обманывает, внутреннее чувство тоже ... Те, кому ампутировали ногу, подчас жалуются, что у них болит ноготь на пальце как раз этой ноги. Предметы сами по себе не обладают ни формой, ни цветом, ни звуком. Да разве ты сама не видела во сне, как нас обманывают чувства? Ты живешь во сне, как наяву. Тебя жжет солнце, трава влажна, лед холоден, ты видишь то, о чем и не думаешь, приобретаешь мешки золота. Ты начинаешь подозревать, что тебе все это снится и, обеспокоенный, ощупываешь себя, чтобы проверить. Но убеждаешься, что это — реальность. Для всякого подлинного мыслителя ясно, что мы никак не можем доверяться чувствам. Все относительно. Твой носик кажется носом Сирано [13]по сравнению с «пуговкой» курносой женщины.

— Послушай! и она угрожающе скалит свои белые зубы; два передних, под алой верхней губкой, чуть пошире других, манящие, словно лепестки цветущей вишни.