Вадим Шарапов - Доля ангелов

- Ну-ка, цыц! - пугнул его Николай и звякнул своим стаканом об стакан приятеля. - Да что там такое стряслось-то, Степаныч?

И тут Иванова точно прорвало. Размахивая своим опорожненным стаканом он матюгнулся пару раз в душу и апостолов («Тань, а ну-ка, уведи Митьку от греха», - сурово приказал жене кузнец) и сокрушенно пожал плечами.

- Как получилось-то такое? Гляжу я в газетке нашей... ну, «Работа для Вас» которая. Мол, нужны рабочие всех специальностей. На Марс, стало быть. Я, конечно, прикинул - деньги-то сулят немалые! Ну и двинул в контору: пишите, мол. А там сидит такой... - Панкрат снова пустил заковыристыми матюгами, - хмырь городской, отродясь кроме ручки ничего не держал в руках-то. Еле глянул в мою трудовую и говорит: «Пойдет». Ну я и обрадовался, дурак. Посадили нас всех в эту ракету и началось - точно в консервной банке. Летели, летели, я уже света белого не взвидел. Полгода ведь летели, Коля! Потом сказали, что еще две ракеты, которые сразу за нами вылетели, так до Марса и не добрались. Этот... как его... метеорный поток, во! Ни за что мужики пропали, ни за синь-пороху!

Лесоруб закурил еще одну папиросу и продолжил:

- Ладно. Прилетели. Высаживаемся, и сразу на пороге встречает нас такой же хмырь щекастый. Я сначала даже подумал, что обратно на Землю-матушку вернулись - в точности та же морда хитрая. И говорит: добро пожаловать, мол, распределим вас по участкам работ. А потом глянул в мою книжку-то, и аж перекосился. Вы, говорит, как так прибыли? По недосмотру? Какой, ешкина карусель, спрашиваю, недосмотр? Прибыл работать! Тут он берет меня под руку... интеллигент, - лицо Панкрата сморщилось, точно он хлебнул кислого, - и подводит к иллюминатору.

- И что там? - спросил кузнец, хрустя огурцом.

- А нихрена там, Коля, нету! Нихрена, понимаешь? Ни одного пенька чахлого, мать его за ногу и об угол! Я глаза протер, и аж ноги подкосились. Там куда ни глянь, все одно и то же. камни да песок, и небо красное, как наш алкаш цеховой Петряй, после недели запоя! Тычет этот хмырь пальцем в стекло и говорит: «Большой Сырт». Я ему после этого чуть зубы не вышиб. Издеваетесь, говорю. Какой, нахрен, сыр? Где лес у вас тут?

Соседи завороженно слушали, в углу кто-то тихонько, боясь спугнуть рассказчика, чавкал домашней котлетой.

- И так мне, Коля, стало на душе нехорошо... - продолжал Панкрат. - Спрашиваю я этого... а когда-лес-то будет? А он мне: рано, говррит, ты прилетел. Вот лет через сто-двести давай, тут уже будет что рубить. Дальше я уж и не помню.

Марья всхлипнула.

- Не реви! - мрачно погрозил ей лесоруб. - Короче, ахнул я ему по зубам, только сбрякало. Ну а потом как водится - протокол, отделение, штраф. Вот сижу я в кутузке ихней, на Сырте, гляжу в окно на все эти пески безобразные, и хоть волком вой. Потому как думаю про себя: и обратно тебе, Панкрат Степанович, лететь еще полгода, а денег тут не дали ни копья, еще и последние отобрали. Вот те и Марс-Сникерс, чтоб его!

- Ну ничо, брат, - успокаивающе гуднул кузнец, - ничо. Зато теперь умнее будешь, да и на Земле работенки найдется.

- Это точно, - оживился лесоруб, - сейчас вон позвали в Карелию, там-то уж есть что порубить!

Сосед, водопроводчик Мироныч, который в углу шелестел газетой, по старой привычке сворачивая самокрутку, вдруг хмыкнул.

- Глянь-ка, - сказал он, - чо пишут-то, мужики. Набор на Меркурий объявляется, вроде и моя специальность нужна. Сколь там воды, Степаныч, не знаешь?

- Хрен его знает, - пожал плечами Иванов.

- Попробовать что ли, - задумался Мироныч. Потом решительно оторвал угол газеты с объявлением и сунул в карман застиранной фланелевой рубахи, - а попробую!

- Ну, еще по одной! - скомандовал кузнец.

Все выпили. На темном небе за кухонным окном помаргивала красная точка Марса.

Федор Иванович Извеков закончил разговор и рассеянно вертел в пальцах свою «Нокию», разглядывая вечерний бульвар. На лавочку упала чья-то угловатая тень. Подняв глаза, Федор Иванович обнаружил перед собой бомжа.

- Когда позвоните, телефончик не выбрасывайте, - каркнул старый бомж, нависая над главным бухгалтером банка «Гран-Кредит».

- Простите, - растерялся Извеков, - но почему это я должен его выбросить?

- Да на что ж он вам - настолько плебейский? - презрительно спросил бомж, острым взглядом втыкаясь куда-то в переносицу Федору Ивановичу. - Судите сами, сия машинерия уже отжила свое и не токмо для работы, но и на долгую память не пригодна более.

Удивленный витиеватой речью, Извеков пристальней пригляделся к бомжу, и сердце его екнуло, потому что над засаленным воротником длиннополого черного плаща у того блеснул белоснежный воротничок, на пальце с обкусанным ногтем мелькнул тяжелый перстень с рубином, а палка, которой бродяга ковырялся в мусорном баке, оказалась с золотым набалдашником в виде чаши Грааля.

- О, жестокосердный мир! - вздохнул бомж, и ножны его длинного меча, украшенные богатой чеканкой, звякнули об асфальт.

- Вы кто? - шепотом спросил Федор Иванович и зачем-то перекрестился. Бомж глянул на него еще пристальней, так что Извекову показалось, будто из глаз у того исходят лазерные лучи. Он даже почувствовал, как невыносимо зачесался лоб.

Бомж аккуратно поставил под ноги пакет с пустыми бутылками и протянул главбуху руку, которую тот ошеломленно пожал.

- Вижу! - вдруг возвысил он свой надтреснутый голос до трагических интонаций, так что прохожие начали оглядываться. - Вижу, что в подлунном мире не все предались корысти.

- Журнал «Форбс» с вами бы не согласился, - заметил Извеков, успев прийти в себя. - Вы, должно быть, актер?

Про себя он уже решил, что старик - просто выживший из ума трагик местного драмтеатра. Но тут бомж прищурился, и у главного бухгалтера снова похолодело в груди: нет, не прост был старик, совсем не прост.

- Что мне до лицедеев? - пожал могучими плечами старый бродяга и нервно поправил под плащом белую накидку с большим красным крестом. - Я избрал тебя, поскольку лицо твое открыто и...

В эту минуту мимо скамейки прошел милицейский патруль, и бомж переменился, запахнув плащ.

- Короче, братан, - сказал он, - у меня к тебе, в натуре, дело на сто рублей. Или даже на сто талеров. Есть у меня земеля, Жаком кличут, фамилия евойная - де Молэ.

Патруль прошел мимо, не остановившись.

- Как же, - вежливо отозвался Извеков, - Жак де Молэ, известное дело. А вы кто будете?

- А я буду Жоффруа де Шарне, - отозвался бомж, разглядывая бутылки в пакете, - ну, для тебя по-простому, Жоффруа. Вот сыны погибели, опять треснувшую подсунули!

- Так вас что, не сожгли? - Федор Иванович достал пачку «Великого магистра» и закурил, щелкнув зажигалкой в виде фигурки Папы Климента V, которую ему подарили сослуживцы на день рождения. Проводив зажигалку недобрым взглядом, Жоффруа откашлялся.