Ольга Шахматова - Манчикатут

После праздника помянули и помолились за погибших Захара и мать Марины.

После венчания прямо на заимке, молодые отправились к перекату Шумы. Егор смотрел на любимую, и ему не верилось, что теперь это его жена перед Богом и перед людьми. Там у переката Марина облюбовала такое чудное место: берег озера, большая поляна перед ним с редкими кедрами и лиственницами, сзади огромные валуны, разделяющие нижнее озеро от среднего, с права высоченная гора со скальной короной, слева сам перекат огромный, шириной в 30 метров. Грохот от переката такой, что в двух шагах не слышно друг друга. В ясный день вся поляна освещена солнечным светом. Здесь совершенно нет ветра. Теплый оазис. Шелковый ковер пряных трав, среди валунов бадан, курильский чай, багульник.

Пока Мариша хлопотала с приготовлением обеда, Егор раскинул походную палатку, расстелил в ней тот самый ковер, что передала Айнаркатут и сел любоваться женой. Она проворно управлялась с приготовлением пищи, устраивала уютное гнездышко для посиделок с видом на озеро. Собирая травы для чая, она подошла к Егору:

– Я боюсь Егор, что вдруг все это когда-нибудь закончится.

– Нет, не закончится. Не будет нас, будут наши дети. Они будут так же счастливы как мы, а у них будут еще дети и так всегда. Посмотри сюда.

Егор отодвинул край палатки, показывая ковер. Мариша обомлела. Она припала к нему, поглаживала руками его шелковистый ворс и вопросительно смотрела на Егора.

– Айнаркатут передала его тебе!

– Егор! Если б ты знал, что за подарок ты привез мне! Этому ковру не одна сотня лет. Он хранит в себе тепло и любовь семей, в которых он побывал по наследству. Он даст супругам мудрость. Он согреет во время ссор. Иди ко мне Егор.

Последние слова она проговорила лишь губами. А он услышал и без слов. Осторожно вошел в палатку, присел на ковер рядом с ней, и уже не сдерживая своего желания, а лишь продляя наслаждение, наклонился для поцелуя. Она прикрыла глаза, руками обвила его шею, дыхание становилось глубоким грудным. Его пальцы скользили по хрупкой спине вдоль позвоночника, заставляя откликнуться каждый ее нерв на его призыв. И оба уже не контролируя своих желаний и эмоций, слились в святом соитии.

Вот уже неделю по деревне шли толки и пересуды о семействе Гориных. Всех интересовала столь длительная отлучка среднего сына, Егора. После того, как Фадей вернулся из торгового похода в Монголию один, в деревне считали, что и Егор погиб вместе с Захаром. Отец оплакивал младшего сына, но о среднем не говорил ни слова. Он не знал, как воспримут его монгольскую жену, тайком бежавшую от мужа. Очень опасно было принимать у себя беглянку, когда всюду сновали монголы, искали ее. Смерть на Коксе не убедила подозрительного Югурчина. Он оказал милость семье Манчикатут, вернул владения отцу и братьям ее, а сам надеялся, что если жива девчонка, то уж родные постараются связаться с ней. За братьями постоянно наблюдало острое око Югурчина.

Фадей, после недельного отдыха отправился в Усть-Коксу к Егору передать повеление отца. Петр Алексеевич собрал небольшой обоз с товаром для отвода любопытных глаз.

Молодые не возвращались в Усть-Коксу. После отбытия рыбаков с Мультинских озер один из двух домов остался свободным. С благословения старца Панкрата новокрещеная Марина с Егором его и заняли.

В сентябре явился Фадей. Он глядел на счастливого брата и не мог им нарадоваться. С интересом он разглядывал хрупкую Маришу. В первую их встречу Фадей и предположить не мог, что под одеждой воина скрывается такая неземная красота.

– Рад видеть тебя живым и здоровым, брат!

– И тебе, Фадей мое почтение! Вижу, новости привез ты мне от батюшки. Не томи, выкладывай.

– А и выкладывать особо нечего. Конечно, сердился отец твоей выходке, суровый ходил, работника поколотил даже. Никого не пускал к себе. Тут конечно и смерть Захара его разбила окончательно. Какие надежды возлагал на вас.

– Да, тут получается, вроде как, двоих потерял.

– Злился, что без благословения отцова! Получается, не признаешь ты его волю, не признаешь как родителя. А теперь вот гляжу на жену твою, и глаз отвести не могу. Перед такой красавицей, и батька вряд ли устоял.

– Ну, так что родитель наш?

– В общем, рассказал я ему всю вашу историю. Лихо все у вас закружено. Отец обдумал все хорошенько. Велел вам сидеть здесь тихо! Если шум какой, уходите дальше в горы. Зимой мало вероятности, что монголы в горы пойдут. Про Ончин-тайчи отец говорит, я знаю его, у Архиереевых видал. В Таре есть такой Пятков Михаил Федорович – купец первой гильдии, чайная торговля у него с Китаем. Я, говорит, ему лучших соболей Телецких, да войлока мягкого в подарок пошлю, авось и поможет чем. С Ончин-тайчи связь держать нужно, но не напрямки, а в обходную. Как уляжется все, вызовет домой вас.

– Так значит, благословил батюшка?!

– И не радуйся! Говорит, как приедешь, выпорет и на жену не посмотрит!

– Да, это в его характере: пряник и кнут, кнут и пряник!

Осень озолотила травы, окатила багрянцем заросли жимолости, лиственницы начали скидывать свою уже пожелтевшую хвою, лишь кедры да ели оставались по-прежнему черно-зелеными. Горы, словно бабы на деревенской ярмарке, выставляли свои крутые бедра украшенные пестрыми платками. Они любовались своими нарядами в бирюзовом зеркале Нижнего Мультинского озера. Над перекатом Шумы дремала каменная Гермине. Марина вглядывалась в ее лицо. Ей казалось, что на этом неподвижном лице, вдруг промелькнула улыбка.

– Ты радуешься за нас?! – спрашивала она у Гермине.

– Конечно, радуется! – отвечал подошедший Егор. Он обнял свою жену, поцеловал ей уже обросшую макушку.

– Скажи, Мариш, как будет по-монгольски жена?

– «Эмеген».

– Эмеген … – сколько в одном слове сказано: начинается с нежности, дальше ласковая, заботливая мать, а заканчивается ночным порывом страсти. Ты моя эмеген!

– А в обöгöн, что слышишь ты?

– Все так же, но в середине большая ответственность!

– Ты – обöгöн! Мой обöгöн!

– А опасность? Как по-монгольски опасность?

– Джеткер. Что, неужели все заканчивается, и нам грозит опасность?

– Нет, милая. Мы остаемся здесь на зимовку, одни. Панкрат будет присылать к нам людей для связи, но это будет очень редко. Зимой бураны, а весной талые воды могут на время отрезать нас от мира. Здесь тайга, дикий зверь. Я хочу знать, что происходит с тобой, если вдруг инстинктивно ты крикнешь на родном языке.

– Егор! Мне к апрелю нужна будет Гордеевна.

– ?…

– Рожать буду.

– Милая, родная моя, любовь моя, моя эмеген! Будет тебе все, что пожелаешь! Столько счастья в один день! У меня кругом идет голова! Я буду отцом!