Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Посл ѣранней об ѣдни, во время христосованія народа съ священникомъ, Нехлюдовъ пошелъ вонъ изъ церкви. Онъ шелъ къ священнику на промежутокъ между ранней и поздней; народъ разступался передъ нимъ и кланялся. Кто узнавалъ его, кто спрашивалъ: кто это? На выход ѣизъ церкви онъ остановился. Нищіе обступили его, и онъ далъ имъ денегъ, стараясь удовлетворить вс ѣхъ. Въ это время Катюша съ Матреной Павловной тоже вышли изъ церкви и прошли мимо него и остановились у крыльца, что то увязывая. Солнце уже встало и косыми лучами св ѣтило по лужамъ и сн ѣгу. Пестрый народъ толпился у крыльца, христосовался и разсыпался по кладбищу на могилкахъ. Старикъ, кондитеръ Марьи Ивановны, остановилъ Нехлюдова, похристосовался, и его жена старушка, и дали ему яйцо. Тутъ же подошелъ молодой благовидный, улыбающійся въ зеленомъ кушак ѣмужикъ, тоже желая похристосоваться.

– Христосъ воскресе, – сказалъ онъ и, придвинувшись къ Нехлюдову и обдавъ его особеннымъ запахомъ сукна и дегтя, въ самую середину губъ три раза поц ѣловалъ его своими кр ѣпкими св ѣжими губами.

Въ то время, какъ онъ ц ѣловался съ этимъ мужикомъ и бралъ отъ него темновыкрашенное яйцо, Нехлюдовъ взглянулъ на Катюшу. Нищій съ краснымъ лицомъ и болячкой вм ѣсто носа подошелъ къ Катюш ѣ. Она достала изъ платка что-то, подала ему и потомъ приблизилась къ нему и три раза поц ѣловалась. «Что это за милое существо», думалъ онъ, глядя на нее, и направился къ ней. Онъ не хот ѣлъ христосоваться съ нею, но только хот ѣлъ быть ближе къ ней.

– Христосъ воскресе! – сказала Матрена Павловна, обтирая ротъ платочкомъ.

– Во истину, – отв ѣчалъ онъ, ц ѣлуя ее.

Онъ оглянулся на Катюшу. Она вспыхнула и въ ту же минуту приблизилась къ нему.

– Христосъ воскресе, Дмитрій Ивановичъ!

– Воистину воскресъ, – сказалъ онъ.

Они поц ѣловались 2 раза и какъ будто задумались и потомъ, оба улыбнувшись, поц ѣловались 3-ій разъ.

– Вы не пойдете къ священнику? – спросилъ Нехлюдовъ.

– Н ѣтъ, мы зд ѣсь, Дмитрій Ивановичъ, посидимъ, – сказала она, тяжело, какъ будто посл ѣрадостнаго труда, вздыхая всею молодою грудью и глядя ему прямо, прямо въ глаза своими покорными, д ѣвственными, любящими, косящими немного глазами.

Въ любви между мущиной и женщиной бываетъ всегда одна минута, когда любовь эта доходитъ до своего зенита, когда въ ней н ѣтъ ничего сознательнаго, разсудочнаго и н ѣтъ ничего чувственнаго. Такой минутой была для Нехлюдова эта ночь Св ѣтлохристова воскресенья.

Когда онъ вспоминалъ Катюшу, то изъ вс ѣхъ положеній, въ которыхъ онъ вид ѣлъ ее, эта минута застилала вс ѣдругія.

Черная гладкая головка, б ѣлое платье съ складками, девственно охватывающее ея стройный станъ, и эти н ѣжные глаза, и этотъ румянецъ, и на всемъ ея существ ѣдв ѣглавныя черты – чистота д ѣвственности и любви не только къ нему, онъ зналъ это, но любви ко вс ѣмъ, ко всему хорошему, что только есть въ мір ѣ. Онъ зналъ, что въ ней была эта любовь, потому что онъ въ себ ѣвъ эту ночь и это утро сознавалъ это же чувство. И въ этомъ чувств ѣони сливались въ одно.

И вотъ она теперь въ арестантскомъ кафтан ѣсъ выбитыми какимъ нибудь пьянымъ гостемъ зубами, она, по прозвищу Любка-д ѣвка. И кто сд ѣлалъ это? Боже мой, Боже мой, что-жъ это?

Да, все это страшное д ѣло сд ѣлалось тогда, въ ужасную ночь этаго Св ѣтлохристова воскресенья.

Въ этотъ самый день вечеромъ Нехлюдовъ, выжидая ее, заслышавъ шаги Катюши, вышелъ въ коридоръ и встр ѣтилъ ее. Она засм ѣялась и хот ѣла пройти, но онъ, 97 помня то, какъ въ этихъ случаяхъ поступаютъ вообще вс ѣлюди, обнялъ Катюшу и хот ѣлъ поц ѣловать ее.

– Не надо, Дмитрій Ивановичъ, не надо, – проговорила она, покрасн ѣвъ до слезъ, и своей рукой отвела обнимавшую ее руку.

Нехлюдовъ пустилъ ее, и ему стало неловко и стыдно.

Но онъ былъ теперь въ такомъ настроеніи, что онъ не понялъ, что эта неловкость и стыдъ были самыя добрыя чувства его души, просившіяся наружу, а, напротивъ, постарался подавить эту неловкость и стыдъ, a д ѣлать, какъ вс ѣд ѣлаютъ. 98 Онъ догналъ ее, еще разъ обнялъ и поц ѣловалъ въ шею.

– Чтожъ это вы д ѣлаете? – плачущимъ голосомъ вскрикнула она и поб ѣжала отъ него рысью.

Прі ѣхавшіе къ тетушкамъ въ этотъ день гости остались ночевать, и ихъ надо было пом ѣстить въ комнату, занятую Нехлюдовымъ, а Нехлюдова перевести въ другую.

Катюша пошла убирать эту комнату. И только что Нехлюдовъ увидалъ, что она одна, онъ, тихо ступая и сдерживая дыханіе, какъ будто собираясь на преступленіе, вошелъ 99 за ней. Она оглянулась на него и улыбнулась прелестной, жалостной улыбкой. Улыбка эта поразила его. Тутъ еще была возможность борьбы. Хоть слабо, но еще слышенъ былъ голосъ, который говорил, что это не хорошо, что этого не надо совс ѣмъ. Другой же челов ѣкъ говорилъ: напротивъ, это то и надо. И онъ сталъ прижимать ее къ себ ѣ. И новое, страшно сильное чувство овлад ѣело имъ, и низшій, самый низкій челов ѣкъ въ немъ не только поднялъ голову, но одинъ воцарился въ его душ ѣи д ѣлалъ что хот ѣлъ. И низкій челов ѣкъ этотъ хот ѣлъ дурного. Не выпуская ее изъ своихъ объятій, Нехлюдовъ посадилъ ее на свою постель, чувствуя, что что-то еще надо д ѣлать, и не р ѣшаясь. Но нер ѣшительность его была прервана. Кто то подходилъ къ двери; Нехлюдовъ выпустилъ ее изъ рукъ и проговорилъ:

– Я приду къ теб ѣночью. Ты в ѣдь одна?

– Н ѣтъ, н ѣтъ, н ѣтъ, ни за что, ни за что, – проговорила она, отходя отъ него; но говорила она только устами; все взволнованное, смущенное, потерянное существо ея говорило другое.

Подошедшая къ двери была Матрена Павловна. Она вошла въ комнату и, взглянувъ укорительно на Нехлюдова и сердито на Катюшу, насупилась и выслала Катюшу. Нехлюдовъ вид ѣлъ по выраженію лица Матрены Павловны, что онъ д ѣлаетъ нехорошо, да онъ и такъ зналъ это; но новое низкое, животное чувство къ ней, выпроставшееся изъ за прежняго чувства любви къ ней же, овлад ѣло имъ и царило одно, ничего другого не признавая. Онъ зналъ, что надо д ѣлать для удовлетворенія этого чувства и не считалъ дурнымъ то, что надо было д ѣлать, и покорился этому чувству. Весь вечеръ онъ былъ не свой. Онъ чувствовалъ, что совершаетъ что то важное и что онъ уже не властенъ надъ собой. Онъ ц ѣлый день и вечеръ опять искалъ случая встр ѣтить ее одну; но, очевидно, и она сама изб ѣгала его, и Матрена Павловна старалась не выпускать ее изъ вида. Весь вечеръ онъ не вид ѣлъ ее. Да и самъ долженъ былъ сид ѣть съ гостями. Но вотъ наступила ночь, гости разошлись спать. Нехлюдовъ зналъ, что Матрена Павловна теперь въ спальн ѣу тетокъ, и Катюша въ д ѣвичьей одна. Онъ вышелъ на дворъ. На двор ѣбыло темно, сыро, тепло, и б ѣлый туманъ, какъ облако, наполнялъ весь воздухъ. Шагая черезъ лужи по оледен ѣвшему сн ѣгу, Нехлюдовъ об ѣжалъ къ окну д ѣвичьей. Сердце его колотилось въ груди, какъ посл ѣстрашнаго д ѣла, дыханіе то останавливалось, то вырывалось тяжелыми вздохами. Катюша сид ѣла у стола и смотр ѣла передъ собой въ задумчивости, не шевелясь. Нехлюдовъ, тоже не шевелясь, смотр ѣлъ на нее, желая узнать, что она думаетъ и чувствуетъ и что будетъ д ѣлать, полагая, что никто не видитъ ее. Она довольно долго сид ѣла неподвижно; потомъ вдругъ подняла глаза, улыбнулась и покачала какъ бы на самое себя укоризненно головой. – Онъ стоялъ и смотр ѣлъ на нее и невольно слушалъ вм ѣст ѣи стукъ своего сердца и странные звуки, которые доносились съ р ѣки, текшей въ 100 шагахъ передъ домомъ. Тамъ, на р ѣк ѣ, въ туман ѣ, шла неустанная тихая работа: ломало ледъ, и то соп ѣло что то, то трещало, то осыпалось, то зв ѣн ѣли падающія тонкія льдины.