Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Онъ стоялъ, глядя на ея задумчивое, мучимое внутренней работой лицо, и странное чувство жалости вдругъ просіяло въ его душ ѣ. Но онъ не обрадовался этому чувству жалости, но, напротивъ, испугался его. И чтобы скор ѣе заглушить эту жалость другимъ чувствомъ вождел ѣнія къ ней, онъ стукнулъ ей въ окно. Она вздрогнула, какъ будто подпрыгнула, и ужасъ изобразился на ея лиц ѣ. Она придвинула свое лицо къ стеклу – выраженіе ужаса было на немъ и не оставило ея лица и тогда, когда она узнала его. Она улыбнулась, только когда онъ улыбнулся ей, улыбнулась, только какъ бы покоряясь ему. Онъ д ѣлалъ ей знаки руками, вызывая ее на дворъ къ себ ѣ. Она помахала головой, что н ѣтъ, не выйдетъ. Онъ приблизилъ лицо къ стеклу и хот ѣлъ крикнуть ей, чтобы она вышла, но въ это время въ д ѣвичью вошла Матрена Павловна, и Нехлюдовъ отошелъ отъ окна.

Долго онъ ходилъ въ туман ѣ, слушая странное соп ѣніе, шуршаніе, трескъ и звонъ льда на р ѣк ѣ, и колебался уйти или опять подойти. Онъ подошелъ. Она сид ѣла одна у стола и думала. Только что онъ подошелъ къ окну, она взглянула въ него. Онъ стукнулъ. И не разсматривая, кто стукнулъ, она тотчасъ же выб ѣжала къ нему. Онъ ждалъ ее уже у с ѣней и обнялъ ее, и опять поц ѣлуи, и опять сознательное съ его стороны разжиганіе страсти, поглощавшее, затаптывающее прежнее чистое чувство.

Они стояли за угломъ с ѣней на стаявшемъ м ѣст ѣ, и онъ мучительно томился неудовлетвореннымъ желаніемъ и все больше и больше заражалъ ее. Матрена Павловна вышла на крыльцо и кликнула Катюшу. Она вырвалась отъ него и вернулась въ с ѣни.

Въ эту же ночь онъ подкрался къ ея двери, рядомъ съ комнатой Марьи Ивановны. Онъ слышалъ, какъ Марія Ивановна молилась Богу, и, стараясь ступать такъ, чтобы не скрип ѣли половицы, подошелъ къ ея двери и зашепталъ. Она не спала, вскочила, стала уговаривать его уйти.

– На что похоже? Ну, можно ли, услышатъ тетенька, – говорили ея уста, а взглядъ, который онъ вид ѣлъ въ пріотворенную дверь, говорилъ: «милый, милый, ты знаешь в ѣдь, я вся твоя». И это только понималъ Нехлюдовъ и просилъ отворить. Она отворила. Онъ зналъ, несомн ѣнно зналъ, что онъ д ѣлаетъ дурно, но онъ зналъ тоже, что именно такъ вс ѣд ѣлаютъ и такъ надо д ѣлать.

Онъ схватилъ ее, какъ она была, въ чистой, но жесткой суровой рубашк ѣ, съ обнаженными руками, поднялъ и понесъ. Она почувствовала прикосновеніе какъ бы каменныхъ, напряженныхъ мускуловъ поднимающихъ ее рукъ и почувствовала, что она не въ силахъ бороться.

– Ахъ, не надо, пустите, – говорила она и сама прижималась къ нему… 100

Такъ случилось это страшное д ѣло. Но в ѣдь, собственно, не случилось ничего ужаснаго, случилось самое обыкновенное д ѣло, то соединеніе мущины и женщины, отъ котораго произошли вс ѣмы и отъ котораго продолжается родъ челов ѣческій. Ужасно было то отношеніе къ этому д ѣлу, которое было тогда въ душ ѣНехлюдова. На другой день посл ѣэтой памятной ночи Нехлюдовъ у ѣхалъ. Онъ не могъ больше откладывать. Былъ срокъ его явки въ полкъ и, кром ѣтого, по прежде сд ѣланному уговору, товарищъ его гр. Шенбокъ за ѣхалъ за нимъ къ тетушкамъ, и они вм ѣст ѣу ѣхали на 3-й день Пасхи. Онъ у ѣхалъ, соблазнивъ полюбившую его невинную д ѣвушку, и не то что не считалъ тогда своего поступка дурнымъ или безчестнымъ, а просто не думалъ о немъ, совс ѣмъ не думалъ о немъ. Онъ не думалъ о своемъ поступк ѣпотому, что онъ теперь находился въ томъ полу-пом ѣшательств ѣэгоизма, въ которомъ люди думаютъ только о себ ѣи совс ѣмъ не о томъ, что испытываютъ другіе.

Онъ вспоминалъ теперь т ѣмысли и чувства, которыя были въ немъ тогда, въ этотъ посл ѣдній день, проведенный у тетокъ, въ особенности въ тотъ вечеръ, когда они съ товарищемъ на другой день въ страшную погоду, подъ дождемъ и сн ѣгомъ, завернувшимъ опять посл ѣтеплыхъ дней, ѣхали въ тетушкиномъ тарантас ѣпо лужамъ т ѣ19 верстъ, которыя были до станціи жел ѣзной дороги. 101 Ему особенно памятны были эти мысли, когда они молча, закрытые фартукомъ, по которому хлесталъ дождь, ѣхали до станціи. Были мысли у него о томъ, какъ хорошо то, что тетушки провожали его на войну, точно также, какъ когда-то провожали его отца, и какимъ молодцомъ онъ представляется имъ. Были мысли о томъ, какъ Шёнбокъ догадывается объ его отношеніяхъ съ Катюшей.

– То-то ты такъ вдругъ полюбилъ тетушекъ, – сказалъ онъ, увидавъ Катюшу, – что нед ѣлю живешь у нихъ. Это и я на твоемъ м ѣст ѣи не у ѣхалъ бы. Прелесть. 102

«Очевидно, онъ завидуетъ мн ѣи тоже считаетъ меня молодцомъ», думалъ Нехлюдовъ. И это были пріятныя мысли. Были мысли и воспоминанія о томъ, какъ любила его Катюша, и это радовало его. Раскаянія же о томъ, что онъ сд ѣлалъ, не было никакого. Только непріятно было вспоминать самыя посл ѣднія непоэтическiя отношенія; больше вспоминалась Катюша въ церкви и при восходящей зар ѣи ея покорность, милая преданность. Были мысли о томъ, какъ онъ прі ѣдетъ въ полкъ, какъ оц ѣнятъ его подвигъ – идти въ его положеніи солдатомъ въ армію, какъ его полюбятъ, какъ будутъ удивляться ему, какъ онъ будетъ красивъ въ мундир ѣ, синіе узкіе рейтузы. Были мысли о томъ что ему будетъ пріятно, главное о томъ, что польститъ его тщеславiю, но мысли о томъ, что будетъ съ другими, не было совс ѣмъ. Были мысли о томъ, какъ онъ отличится на войн ѣ, получитъ кресты и чины и какъ потомъ съ этими чинами и крестами вернется къ своимъ друзьямъ и, чтобы показать, какъ онъ мало ц ѣнитъ все это, выйдетъ въ отставку.

Были мысли о Катюш ѣ, воспоминанія т ѣхъ минутъ радости, когда она, покоряясь его взгляду, выб ѣжала къ нему на крыльцо, или когда она робко и преданно смотр ѣла на него, или когда разъ, въ минуту ласокъ, обхватила его лицо руками и, глядя ему въ глаза, сказала: «Ничего для тебя не жал ѣю. Люблю, и все тутъ».

Все это казалось ему очень хорошо. Непріятно было только вспоминать самыя посл ѣднія непоэтическія отношенія и больше всего та минута, когда онъ посл ѣоб ѣда въ день отъ ѣзда, выждавъ ее въ с ѣняхъ, простился съ ней и сунулъ ей за платье конвертъ съ деньгами. Тутъ было что то ужасно непріятное. Она покрасн ѣвъ хот ѣла вынуть назадъ этотъ конвертъ, но онъ тоже сконфузился, остановилъ ее и, пробормотавъ что то въ род ѣ: «н ѣтъ, возьми», уб ѣжалъ отъ нее.

Вс ѣэти мысли и воспоминанія бродили въ голов ѣ. Но раскаянія о томъ, чтò онъ сд ѣлалъ, не было никакого, не было потому, что онъ не думалъ совс ѣмъ о другихъ, а думалъ только о себ ѣ. Тотъ прежній челов ѣкъ, который два года тому назадъ жилъ въ этомъ же тетушкиномъ дом ѣи читалъ Тургенева съ Катюшей и красн ѣлъ и путался въ словахъ морщившимися губами, не только отсутствовалъ, но былъ совершенно заслоненъ и забытъ. Все, что думалъ тотъ челов ѣкъ объ отношеніяхъ мущины и женщины, о брак ѣ, было совершенно неизв ѣстно теперешнему челов ѣку.