Тесла Лейла Хугаева - Клиника доктора Бене Финкеля

– То есть вы не связываете тоталитарное репрессивное государство с философией социализма?

– Конечно, не связываю. Вся либеральная философия – это философия социализма. Возьмете ли вы Евангелие Христа или Общественный договор Руссо, Государство Платона или Очерк о правительстве Локка, Права человека Томаса Пейна или естественное право Гуго Гроция и Кондорсе. Неслучайно ведь, Реформация Лютера сделала первую великую революцию Европы, а реформация индепендентов Кромвеля – вторую. Американская и Французская революция – уже были следствиями этих христианских революций. А русскую революцию подготовили не Ленин с Марксом, а великая русская литература: Толстой и Чехов, Достоевский и Герцен, Чернышевский и Некрасов, Белинский и Тургенев. И все что сегодня есть в мире либерального и социально справедливого, это тот самый демократический социализм христианства и борцов за права человека. И самое главное об этом всегда говорил и писал Михаил Сергеевич Горбачев»

– Узнаю восторженность Бенедикта, – воскликнула Светлана Алексеевна. – Он никогда не идет на компромиссы, если считает, что правда на его стороне. Есть в нем что-то от его отца раввина, какой-то религиозный энтузиазм, с которым он словно бы несет свой долг, миссию. Какая-то святость, я бы сказала, с которой он служит людям. Как сейчас не можно быть социалистом, а он грудь колесом. Заклюют его теперь и свои и чужие: свои за левизну, чужие за реформацию левизны, он ведь не признает у них именно то, что им нравится: диктатуру государства и собственность государства.

– Что он левый романтик знаем мы все. Что он в оппозиции к власти – тоже. Но что однажды он был разведчиком – ничего не могло шокировать меня, старика, больше, – улыбнулся Михельсон.

– Ладно тебе прибедняться, Миша, ну какой ты старик. А Бено все правильно сделал: и то что тогда пошел поддержать Горбачева, и то, что вместе с ним вышел со службы, опять таки в поддержку Горбачева.

– Читай дальше, Света. Меня словно током электрическим прошило. Это сколько же лет было нашему Бене, когда он ушел со службы? В каком году он ушел?

– А в 1991, сразу после Беловежских соглашений и отставки Горбачева с поста Президента СССР, он выходит со службы, но не из политики. Он активная оппозиция Ельцину. Только после гражданской войны 1993 года он окончательно выходит из политики. Вот его собственные слова: «Тогда стало ясно, что политика Горбачева была во многом миражом, каким то фантастическим сном, не имеющим под собой базы в реальной действительности. Ибо люди, которые якобы отстаивали его политику, и противостояли Ельцину в той гражданской войне, были ничем не лучше Ельцина, или тех коммунистических лидеров, которые предшествовали Горбачеву. Мне стало очевидно, что Горбачев был просто нашим сном о свободе, социализме и демократии, сном, который к великому сожалению прервала грубая действительность, в которой не оказалось места для политики Горбачева. Мы все вдруг стали ирреальностью вместе с ним». В 1993 году ему было всего 23 года. И он уже нес на своих плечах все разочарование человечества.

– Дорогая Светлана Алексеевна! – возразил Петров, – Я уважаю Бенедикта Яковлевича не меньше вашего. Но для меня тоже открытие его служба в разведке. Вы правы в том, что 23 года и служба в личной охране Горбачева его в какой-то мере оправдывают.

– В 20 лет он женится на Анне Белогородской, сестре его коллеги по разведке в окружении Горбачева, Григория Белогородского. Вот что он пишет о своей женитьбе: «Анна появилась в моей жизни подобно нимфе на гребне волны, научив меня понимать волшебную страну женственности, которая до нее была для меня наглухо закрыта. Я был таким стеснительным подростком, что дожил до семнадцати лет, ни разу не сходив на свидание с девушкой. Анна была старше меня на 12 лет. Ей было 29 и она была доцентом кафедры психологии, дочь профессора психологии П. Н. Белогородского, моего первого учителя и второго отца. Я встретил ее в гостях у Григория, друга по разведшколе. Она научила меня анализировать себя. А Петр Николаевич, отец Анны и Григория, в то время уже пожилой диссидент, не раз обвинявшийся за свою резкую оппозицию официальной психиатрии в стране, научил меня ориентироваться в психологии, тогда я впервые узнал об антипсихиатрии, и очень заинтересовался политической подоплекой этой, как мне раньше казалось, такой далекой от политики науки. Я вспомнил о репрессиях, которым подвергли моего отца, Раввина Якова Леви-Финкеля, я был бесконечно благодарен профессору Белогородскому за те откровения, которые прояснили для меня ситуацию в этой важной науке и ее связь с политикой. Я понял, что отныне только наука имеет для меня настоящее значение, и что наука – единственный путь к честной и эффективной политике. Тогда я впервые понял, как большая сила сокрыта в психологии. Я закончил и факультет психологии, и специальность психиатрии. И только после гибели жены, я всерьез занялся своей клиникой, навсегда связав с ней свою жизнь».

– Бог ты мой, – воскликнула Нина, – Он никогда не рассказывал нам о своей погибшей жене. Он казался такой загадкой в своем замкнутом образе жизни. оказывается, он глубоко страдал из-за открытой раны. Бедняга Бене.

– А ведь прошло 15 лет с автокатастрофы. Вот что он пишет о катастрофе: «Я всегда увлекался Ландау. Я мог часами слушать преподавателей физики, которые знали его лично и любили рассказывать о нем анекдоты. Я нашел мемуары Коры Ландау. Я читал о страшной катастрофе, превратившей жизнь любящих супругов в ад. И никогда я не мог подумать, что вся эта история повторится в моей семье. В каком то смысле она и не повторилась. Могло это быть связано с моей службой в разведке? Я не знаю. Я не могу обвинять без твердой уверенности, но сомнения никогда меня не покидали. Я выжил чудом. Анна погибла. Я остался на костылях, она в сырой земле. Конечно, это не совсем трагедия Ландау. Но все же. Есть какой-то рок в том, как я был им увлечен, и как катастрофа разбила и мою жизнь тоже. С другой стороны, в определенном смысле я родился после этой катастрофы. Пока была жива Анна, я был безоблачно счастлив. Я жил для нее, для нас. Только когда ее у меня так безжалостно отняли, я стал тем, кто я есть сейчас. Я стал доктором Бенедиктом Леви-Финкелем, главврачом известной психиатрической клиники. Я посвятил всего себя науке, работе, пациентам. Я перестал жить для себя, и стал жить для них. Моей целью перестало быть счастье. Теперь я живу, чтобы в мире стало хоть немного меньше боли. Хоть на капельку. Я буду считать, что жил не зря»

– Молодец, Финкель, дружище. Растрогал старика. – сказал Михельсон, утирая слезу. Я знал, что из него херовый разведчик. Но человек он первоклассный. И если я до сих пор не уехал в Израиль, то только потому, что нашел в нашей клинике второй дом. Мои дети и внуки давно уехали из страны, и я терплю разлуку с ними, потому что не могу оставить наше общее дело.