Александр Гиршон - Истории, рассказанные телом

Другая возможность завершения процесса – повтор наиболее запомнившихся эпизодов. Потом это может быть трансформировано в танец.

Письмо также можно использовать, либо объективно описывая движения и их качество, либо обращаясь к поэтическим метафорам.

Терапевтические отношения представляют собой еще один важный способ обеспечения безопасности процесса движения. Почти все психические процессы воспринимаются изнутри, а танец и движение могут быть ясно увидены другими людьми. Таким образом, процесс движения – это одновременно внутренний опыт и внешняя коммуникация. Поскольку танцевальные терапевты обладают высокоразвитыми навыками наблюдения за движениями, то клиент может получить точную обратную связь. Это взаимодействие часто порождает значимые темы переноса и контрпереноса, которые могут быть исследованы как часть терапевтического процесса.

Также можно использовать видеозапись, которая дает доступ к любой последовательности движений, происходивших в процессе.

Мы делаем такой акцент на документировании, потому что даже самые сильные внутренние переживания должны быть тщательно и сознательно зафиксированы, в противном случае у них есть тенденция «ускользать». На втором этапе процесса активного воображения мы должны вернуться в область сознательного и направить его на службу бессознательному. Таким образом, поток бессознательного остается сердцевиной процесса, но сознание, стараясь избежать ненужного влияния, должно быть вовлечено в задачу придания формы. Юнг [1993] описывает результат этого процесса как целое, в котором «… соединяются сознательное и бессознательное, воплощая стремление бессознательного к свету и сознания к форме …».

После создания такой формы (рисунка, рассказа или танца) часто появляется ощущение, что процесс завершен. Это чувство завершенности вполне приемлемо для художника, но терапевтическая задача еще не реализована. В активном воображении, как форме терапии, нам нужно еще многое сделать с получившимся продуктом.

На первых двух этапах процесса активного воображения бессознательное занимало позицию лидера. При переходе к третьему шагу точка зрения Эго становится более активной. Эго должно полностью отреагировать, чтобы придти к соглашению с бессознательным материалом.

И здесь, возможно, больше, чем на любой другой стадии процесса, важно ясное различение динамики активного и пассивного воображения. Примером пассивного воображения является положение лежа, с закрытыми глазами, когда вы наблюдаете за картинами, возникающими в голове, не вовлекаясь личностно. В таком пассивном воображении человек может нафантазировать какой-нибудь образ, например, рыбу, затем перелететь к образу птицы, который может быть сменен светлячком. Это может быть интересно. Вы как будто смотрите фильм или телевизионное шоу. Однако сущностная задача: придти к глубинному согласию с образом – теряется.

По контрасту, в активном воображении человек активно вмешивается, входя в свои собственные фантазии. Внутренние фигуры при этом так же важны, как и мы сами. Мы обращаемся к ним с уважением и готовностью чему-либо научиться друг у друга. Движение, по своей природе, есть активность. Протанцовывая образ, пришедший из бессознательного, мы можем быть полностью вовлечены в этот процесс и более способны воспринять и поблагодарить этот аспект своего существа.

С одной стороны, внутренний или записываемый диалог может быть более простым способом реакции Эго, поскольку здесь диалог с образами бессознательного строится так же, как и диалог с обычными людьми. Тем не менее реакция из сознательной позиции может быть сильной и эффективной и в случае работы с рисунком, текстом или любым другим продуктом бессознательного. В работе с такими формами Юнг предлагал фаустовский вопрос: «Как на меня влияет этот знак?»

Во время движения и сразу после процесса могут быть исследованы ответы на самые разные вопросы:

Насколько этот опыт знаком мне?

Каково мое самое раннее воспоминание об этом конкретном паттерне движения?

В каком смысле этот опыт является новым для меня?

Возможно ли, что я никогда до этого не двигался с этим качеством?

Какие из этих качеств движения могут быть особенно полезны в моей жизни именно сейчас?

Что бы я чувствовал, если бы моим наблюдателем был бы мой отец, или мать, или супруг, или ребенок?

Как бы меня воспринимали, если бы я двигался с этим качеством в детстве?

Есть ли у меня паттерны движения, которые появляются вновь и вновь?

Что я чувствую, когда делаю это движение?

Что произойдет, если я останусь с ним?

Как это влияет на меня?

Могу ли я принимать такое невообразимое разнообразие чувств?

Какого рода движения я делаю, когда переживаю сильную эмоцию или образ?

Как все эти переживания связаны друг с другом?

В «Одиссее» содержится классическая история о противоборстве сознания и бессознательного – это история о борьбе Менелая и Протея, морского бога. Менелай удерживал его в объятиях, а Протей принимал тысячи разных форм. Он становился львом, драконом, змеей, потоком воды, деревом и многими другими существами. В конце концов, устав, Протей принял свою истинную форму и вступил в диалог с Менелаем, начал отвечать на его вопросы.

Способность человека постоянно и сознательно обращаться к опыту тела, одновременно позволяя импульсам из бессознательного проявляться в форме физических действий, можно описать через историю борьбы Менелая с Протеем. Именно через осознание внимание к своим движениям проявляется их смысл, их значения.

Карл Юнг описывал Эго как комплекс данных, который изначально конституируется общим осознанием тела. Поэтому возможно достаточное внимание к опыту тела, которое позволяет одновременно выражать бессознательное в движении и утверждать сильную позицию Эго. Поскольку тело способно одновременно выражать сознательное и бессознательное, оно может быть очень мощным инструментом реализации трансцендентной функции.

В своей автобиографии Юнг писал: « Губительной ошибкой было бы считать, что достаточно некоторого понимания образов, и это знание все изменит. Инсайт должен быть преобразован в этическое обязательство». Он подчеркивает важность реализации в реальной жизни того, чему мы научились у бессознательного.

Это ставит вопрос различения между этическим обязательством, о котором он пишет, и чистой силой воли. Чистая сила воли поддерживается только Эго и стремится игнорировать какие бы то ни было попытки бессознательного привлечь внимание (какими бы здоровыми, по сути, они ни были). С другой стороны, именно этическое обязательство привнести новую внутреннюю ситуацию в повседневную жизнь будет, скорее всего, поддержано архетипом целостности – Самостью. Такое обязательство может включать работу по преодолению старых привычек, но не будет похоже на борьбу, которая часто ассоциируется с волевым преодолением.