Татьяна Ревяко - Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Особенно важно то обстоятельство, что укрепление законодательных основ мыслилось государем как средство успешного решения военных, внешнеполитических и социально-экономических проблем страны. Создавалась иллюзия, что реформы государственного аппарата, войска, финансов (в конечном счете — управления) будут панацеей от всевозможных бед. Именно поэтому в 40—50-е гг. XVI в. интенсивная реформаторская деятельность проявилась в реорганизации управления. В литературе справедливо отмечалось, что в понимании Ивана IV управление должно было представлять стройную систему, в которой права верховной власти определялись христианской идеей подчинения подданных. Посмевшие перечить власти объявлялись великими грешниками. Целесообразность государственной политики становилась основанием ее законности. «Раздача боли» подданным в виде кнута и плетей занимала во внутренней политике все более весомое место. Английский исследователь В. Купер пришел к выводу, что и в Европе сечение рассматривалось как необходимое условие подчинения личности церкви и своего рода «удовлетворение» за совершенные грехи.

Все законодательные акции молодого царя в области телесных наказаний имели непосредственное отношение к проблеме управления. В литературе уже приводился подробный перечень соответствующих статей Судебника 1550 г. Широкое распространение получили в нем телесные наказания за противоправные действия должностных лиц, взятки, лжесвидетельства и т. д. Например, за фальсификацию протоколов суда подъячий подвергался торговой казни (ст. 5); согласно статье 28, то же наказание ему следовало и за обнаружение у него дел, не заверенных подписью и печатью дьяка (что давало повод предполагать их подделку). «Недельщика», уличенного во взятке для себя, вышестоящих лиц, или «под них», также полагалось подвергнуть торговой казни вместе с выплатой тройной суммы взятки (ст. 32), как и его помощника за незаконные поборы с населения (ст. 47). За корыстную связь «недельщика» с «татями» и разбойниками полагались кнут, штраф и тюрьма (ст. 53, 54). Такой набор средств свидетельствует об известной неуправляемости судебного аппарата.

В Судебник 1550 г. был включен указ, разрешавший истцу, ответчику и свидетелям никаких «обещаний» в суде не давать. За ложные показания свидетели приговаривались к возмещению убытков, сумма иска и к торговой казни (ст. 99). Целая серия статей предусматривала наказание кнутом за лжесвидетельства и оговоры членов суда жалобщиками (ст. 6, 8—11, 33, 34). Широко применялся кнут и по «лихим делам» как пыточное средство и как вид наказания. Установился даже принцип своеобразной децимации, зафиксированный Уставной книгой разбойного приказа (1555–1556 гг.). «Обыскные» люди одобрившие «ведомого лихим», выборочно получали кнут («обыскных людей лутчих дву или трех бити кнутьем»).

Судебник сохранил наказания кнутом за нарушение границ феодальной собственности (ст. 87) и торговую казнь за первую «татьбу» (ст. 55), но ввел для «татя» дополнительные телесные кары. Если у правонарушителя не было средств для покрытия убытков, он выдавался «головою на правеж до искупа» при обязательном ручательстве пострадавшего выдать виновного государственным органам после уплаты денег. Понятно, какими тяжелыми последствиями мог обернуться такой правеж для нарушителя при отсутствии четкой регламентации процедуры в законе. Видимо, неурегулированность правежей и открытые злоупотребления в этом отношении потребовали в середине XVI в. законодательного вмешательства. В 1555 г. была утверждена «Память о правеже долгов». Применение правежей было средством принудительного обеспечения интересов заимодавцев, и рассматривать их как юридическое наказание вряд ли правомерно. Государство укрепляло обеспечение обязательств путем палки, определив тем самым перспективы «правового» воздействия на торгово-имущественную область. Указанный документ ограничивал срок правежа одним месяцем, после чего неплательщик выдавался истцу «головою до искупа». Отсрочка правежа по ходатайству виновного не должна была превышать месячного срока во избежание «волокиты».

Широкое распространение практики правежей оказало пагубное влияние на общественную нравственность и мораль, и явилось свидетельством проникновения палочной дисциплины в повседневную жизнь. По мнению Н. Евреинова, жестокость правежей укоренила в народе поговорку «в ногах правды нет». В числе причин развития этой практики главенствующую роль играло имущественное неблагополучие населения. Применение имущественных санкций обеспечения долгов не имело под собой реальной материальной основы. Приговор о губных делах, вышедший почти одновременно с «Памятью о правеже», предписывал обязательное обращение долгов на вотчины, поместья и имущество, стоящих на правеже. Документ свидетельствует о наличии большого количества должников, которые по нескольку лет сидели в тюрьме, в то время как истец не имел никакой надежды на удовлетворение иска. Сознавая бессмысленность создавшейся ситуации, законодатель фактически освобождал виновных от правежей и тюрем, передавая их на правежи «для иных дел», но при отсутствии имущества у виновных конечные цели взысканий были совершенно лишены оснований.

Для характеристики внутренней политики XVI в. важен и Домострой — памятник, вышедший из ближайшего окружения Ивана Грозного. Домострой санкционировал побои детей как лучшее средство их воспитания: от побоев «чадо» «не умрет, но здоровее будет»; «сокруши ему ребра» в юности, ибо потом будет поздно. Жену следовало «плетью, с наказаньем бережно бить: и разумно, и больно, и страшно, и здорово», причем «без гнева», с христианской назидательностью, «вежливенько». Домострой проповедовал палочный быт семьи, построенные на непререкаемом авторитете ее главы, мужчины, который, в свою очередь, рассматривался как преданный слуга царя. Согласно Домострою, все были обязаны молить Бога о благе государя и верно служить ему под страхом адских мук. Так же ревностно и смиренно следовало служить и другим властям, «не искать земной славы» и «всякую скорбь и тесноту с благодарением терпеть». Таким образом, унификацию быта государство налаживало руками собственных подданных с плетью в руке.

(В. А. Рогов. Уголовные наказания и репрессии в России (середина XV — середина XVII вв.). — М., ВЗПИ, 1992.)

Впоследней трети XVI — начале XVII вв. в России дважды складывались исключительно благоприятные условия для расширения телесных кар. В годы опричнины и в смутное время в стране длительное время наблюдался развал правопорядка, учащались внесудебные расправы, крайних пределов достигала жестокость. В период опричнины судебная практика была захлестнута политическими делами; для получения показаний широко применялись пытки. В условиях террора и изощренных пыток телесные наказания теряют свое значение. Политический оппонент царя князь А. Курбский ярко изобличал методы расправы поправшего «заповеди Христа и законоположения евангельские» Грозного со своими противниками. «Не сковороды ли и печи; не жестокое ли бичевание и когти острые; не клещи ли, изобретенные ради терзания тел человеческих; не иглы ли под ногти, биение и резание по суставам; не потре-ние ли веревками пополам не только мужей, но и жен благородных; не другие ли бесчисленные и неслыханные виды мучений произведены от него?» — вопрошал он.