Виктор Кандыба - Чудотворцы и чудеса. Энциклопедия сверхвозможностей человека

Мандала как магическая диаграмма представляет собой круг, вписанный в квадрат, который в свою очередь опять-таки вписан в круг. Внешний круг — вселенная, внутренний круг — средоточий бога или любого другого секрального объекта (чаще всего это символ, заменяющий божество в ритуале). Квадрат ориентирован по сторонам света и имеет с каждой стороны Т-образные входы, так называемые «ворота во вселенную». Поле квадрата поделено на четыре части плюс пятая — центр, имеющие каждый свою окраску: синюю, красную, белую, желтую, зеленую. Каждый цвет ассоциируется с одной из сторон света, с одним из будд созерцания, с одним из элементов вселенной (эфир, огонь, земля, вода, воздух), с одним из органов чувств, с одной из мудр (сакральное положение рук), с одной из мантр (сакральная формула вызывания божества). Адепт в процессе созерцания должен по очереди воспроизвести в себе все, что изображено на мандала, слить себя с божеством, изображенным в центре, после чего наступает высшая стадия созерцания — слияние с космическим абсолютом.

Как схема вселенной и место размещения в ней богов мандала часто изображаются на полу и на потолке в храмах. Они могут быть плоскостными и рельефными, их рисуют на ткани и на песке, делают из металла, камня, дерева и даже вырезают из масла, предварительно окрасив последнее в соответствующие ритуальные цвета. Металлическое блюдо, на которое посетители храма кладут свои подношения (деньги, спички, конфеты), также имеет на себе соответствующие сакральные признаки: в центре его изображается божество или ваджра (пучок скрещенных молний), мифическая гора Меру как центр буддийской космологии, дворец «идеального» монарха чакравартина. Все это перемежается различными буддийскими символами и «драгоценностями» — цветами лотоса, вазой с напитком бессмертия, колесом с восемью спицами и т. д.

Как модель вселенной мандала имеет аналогии с другими культовыми сооружениями и предметами человеческой истории — зиккуратами Древнего Вавилона, мегалитическими сооружениями типа Стоунхенджа, шаманскими бубнами народов Сибири. Подобная геометрическая схема лежит также в основе храмового зодчества не только в буддизме, но и христианстве и исламе.

Мандала — общебуддийское явление, но именно в тибетском ламаизме оно получило наиболее комплексное осмысление, которое на уровне философии воспринимается как модель вселенной, в практике созерцания — как посредник в слиянии индивида с абсолютом, наконец, в народном буддизме — это всего лишь жертвенное блюдо, только орнамент которого напоминает о его значимости в данной религиозной системе в целом.

В обширной мифологии ламаизма есть одна легенда, заслуживающая упоминания: о стране всеобщего благоденствия Шамбале. В ней не бывает болезней, неурожаев, стихийных бедствий. Ее жители — сильные, стройные, красивые люди, живущие до ста лет. Все они не просто буддисты, но проникли в самые глубины сокровенного знания. Путь к Шамбалу могут найти только те, кто овладел этими знаниями столь же глубоко и преодолел в себе чувственную привязанность к жизни. Все прочие могут пройти рядом и не заметить ее. Существует немало легенд о людях, побывавших в ней и унесших свет истины в свои страны. Не раз даже в нашем веке отправлялись на поиски этой страны и отдельные энтузиасты и целые экспедиции. Ее искали в Тибете, на Памире, на Алтае, но безрезультатно. Шамбала — это прекрасная сказка-утопия, такая же, как Беловодье у староверов и другие аналогичные им легендарные земли обетованные.

В ламаизме, как впрочем, и в других национальных формах буддизма (японском, бирманском, китайском, тайском и р.), культовую специфику определяют добуддийские религиозные традиции этих стран, которые в силу присущих буддизму конформизму и индифферентности к чужим религиозным идеям и практике в конце концов вошли в него как составная часть.

Ламаизму в Тибете и Монголии, а позднее в Бурятии, Калмыкии, Туве пришлось столкнуться в основном с культами природы, шаманизмом и религией бон (у тибетцев). Контакт буддизма с добуддийской религиозно-мифологической традицией Тибета и Монголии привел к формированию синкретической культовой практики, в которой адаптированное изложение четырех истин, открытых буддой Шакьямуни, совмещалось с культом духов природы, концепция ахимсы (непричинения зла живым существам) — с ритуальным принесением овец, лошадей и коров в жертву тем же духам, концепция нирманакайя («явленного» тела Будды, его способности принимать человеческий облик) породила институт «живых богов», под которым подразумевается «вселение». высших представителей буддийского пантеона в тела конкретных земных людей. Так, далай-лама, глава последователей секты гелукпа, часто принимаемый ошибочно за главу ламаистов всего мира вне зависимости от сектантской разновидности, это «живое тело» бодхисатвы Авал окитешвары, а его напарник панчен-лама — «живое тело» будды Амитабхи. «Живые боги» Монголии были уже рангом пониже. Так, глава монгольской церкви, носивший титул Джебцун-дамба-хутухты (последний из них умер в 1924 оду) считался воплощением уже не божественной сущности Будды, а реального исторического лица — проповедника буддизма в Тибете Таранатхи.

Буддийский пантеон существенно пополнился за счет персонажей народной мифологии тибетцев, монголов и бурят. Правда, это происходило лишь на местном уровне, но поскольку именно местный уровень в практике народного буддизма в каждом конкретном случае бывает более важным Для верующего, чем общебуддийские концепции страданий, спасения и т. д., то недооценивать его никак нельзя.

Практически каждый более или менее крупный шаманский дух или ландшафтное божество добавили к своим мифологическим биографиям очередную страницу, из которой явствовало как; когда и почему они «обратились» в буддизм, кто им в этом помог (чаще всего это встреча с самим Буддой или далай-ламой) и в чем теперь заключается их буддийские функции. Так, Цаган эбуген — Белый старик, божество общемонгольского пантеона, покровитель долголетия, богатства, плодородия «встретил» на прогулке Будду с учениками. Будда, увидев белобородого благообразного старца в окружении животных, побеседовал с ним, убедился в его мудрости, зачислил его в «святые» и теперь Цаган эбуген имеет свою икону, выполненную в стиле традиционных буддийских изображений для персонажей такого ранга. Один из самых грозных шаманских духов Северной Монголии Даян Дерхэ, известный как патрон шаманских инициаций, согласно ламаистской версии его биографии, был укрощен буддийским святым и отправлен им «на службу» в Монголию, где превзошел самого далай-ламу в искусстве отнимать у смерти ее жертвы. В этом своем качестве он изображается в виде всадника на сером коне в одежде священнослужителя и с типично ламаистскими атрибутами в руках.