Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Никто не разговаривал. О войне рассказывать было нечего [147] Vonnegut, Slaughterhouse-Five , chap. 3. .

Главный герой «Матери Тьмы» Говард Кэмпбелл, бывший драматург (с началом Второй мировой он сменил профессию), в старости ведет такой разговор:

– Ты больше не пишешь? – спросила она.

– Не было ничего, что я хотел бы сказать.

– После всего, что ты видел и пережил, дорогой?

– Именно из-за всего, что я видел и пережил, я и не могу сейчас почти ничего сказать, черт побери. Я разучился быть понятным. Я обращаюсь к цивилизованному миру на тарабарском языке, и он отвечает мне тем же [148] Vonnegut, Mother Night, chap. 22. .

А что, если вы обожаете писать, хотите быть писателем, но вам кажется, что с вами не происходило и не происходит ничего достаточно эпического? То есть ничего достаточно эпического, чтобы об этом стоило написать? Воннегуту и здесь есть что сказать.

Одна молодая особа,

которой я преподавал писательское мастерство в ГКНЙ [149] ГКНЙ – Городской колледж (Сити-колледж) Нью-Йорка.

много лет назад,

призналась мне,

почти со стыдом,

словно это мешает ей стать

по-настоящему изобретательным автором,

что она никогда не видела

ни одного покойника.

Я положил ей руку на плечо

и сказал:

«Наберитесь терпения» [150] Kurt Vonnegut, “Poems Written During the First Five Months of 2005” (unpublished manuscript, 2005). .

Это один совет Курта. А вот другой:

Я не имел ни малейшего представления о масштабах разрушений [Дрездена]. ‹…› Мне не с чем было сравнивать, разве что с кадрами из кинофильмов. Вернувшись домой (а я начал писать, еще работая в корнеллской «Сан», правда, университетской газетой мое писательство и ограничивалось), я подумывал о том, чтобы написать о своей военной эпопее. Все мои друзья вернулись домой, им тоже довелось пережить много увлекательного. И вот я сбегал в редакцию «Индианаполис ньюс» и посмотрел, что там писали про Дрезден. Нашел заметку в полдюйма длиной, где говорилось, что Дрезден бомбили и было потеряно два самолета. Ну что ж, решил я, видимо, это событие на фоне Второй мировой войны было не таким уж заметным. Вот остальным есть о чем писать. Помню, как я завидовал Энди Руни, который тогда как раз стал знаменитым; я не знал его, но, кажется, он первый, кто опубликовал послевоенный рассказ про войну, озаглавленный «Хвостовой стрелок». Черт, у меня-то таких классных приключений не было. Однако всякий раз, когда в разговоре с каким-нибудь европейцем речь заходила о войне и я упоминал, что был тогда в Дрездене, тот человек изумлялся и просил рассказать поподробнее. Потом вышла книга Дэвида Ирвинга о Дрездене, в ней говорилось, что это было самое большое кровопролитие в истории Европы. Господи, воскликнул я, значит, я все же что-то видел! [151] Vonnegut, Palm Sunday , chap. 5.

Может быть, вы тоже все-таки кое-что повидали. Может быть, важно описать происшествие у вас на заднем дворе, которому вы стали свидетелем. Генри Дэвид Торо жил в городке Конкорд (штат Массачусетс). И он изрек: «Во время своих долгих странствий я объездил весь Конкорд». Воннегут использовал эту фразу как своего рода эпиграф-эпитафию для первого сборника собственных документальных текстов – под названием «Вампитеры, фóма и гранфаллоны». В «Вербном воскресенье» он объясняет:

Мое внимание к этой цитате, скорее всего, привлек один из моих замечательных учителей в средней школе. Торо, как мне кажется, описывал мир, увиденный глазами ребенка. То же касается и моих книг. Его фраза о Конкорде передает детское восприятие, каким оно, по-моему, должно быть, города или деревни, где человек родился. Там, поверьте, хватит чудес и тайн на целую человеческую жизнь, где бы вы ни родились

Зáмки, говорите? В Индианаполисе их было полным-полно [152] Vonnegut, Palm Sunday , chap. 2. .

Вам вовсе не обязательно стать непосредственным свидетелем чьей-то смерти, или масштабных разрушений, или агонии. Вас просто должно что-то волновать. Может быть, это что-то радостное [153] [источник не указан] .

В айовской Писательской мастерской в рамках обязательного курса под названием «Формы художественной прозы» (художественная проза рассматривалась с точки зрения писателя; занятия посещало примерно восемьдесят студентов) Курт разбирал один из чеховских рассказов, сейчас уже не помню какой. Я толком не понимала его смысл, поскольку в нем почти ничего не происходит. Девушка-подросток влюбляется то в одного мальчика, то в другого, то в третьего. Насколько я помню, она указывает на какую-то собачку (или на что-то/кого-то еще?) и смеется [154] Имеется в виду рассказ «После театра» (впервые опубликован в 1892 г.). С. М. пересказывает его не совсем точно. . Всё. Никакого вам конфликта, никакого драматического поворотного момента, никаких перемен. Курт подчеркивал, что у героини попросту нет слов для выражения чистой радости, вызванной полнотой жизни, собственной веселой и сочной энергичностью, обещанием романтики. Ее невыраженные чувства изливаются в смех над чем-то совершенно невинным. Это и происходит в рассказе. Полнейший восторг Курта перед радостью жизни, которую ощущает эта девушка, заражал восторгом и нас. Курт был очарован этим рассказом, и это научило меня: к таким моментам нельзя относиться с пренебрежением. Они стоят того, чтобы написать о них рассказ.

Если вы еще молоды, как та студентка Городского колледжа, вам вряд ли довелось испытать то, что успели испытать люди постарше, и достичь того, чего они успели достичь. Меня приняли в айовскую Писательскую мастерскую, когда за плечами у меня был всего один рассказ, к тому же я специализировалась на социологии, поэтому мало что знала о писательской профессии. Как и Курту, мне казалось, что ровесники куда выше меня классом и что я совершеннейшая невежда по части английской литературы. Я частенько сравнивала себя со своими наставниками по писательскому мастерству. У них ведь было по крайней мере на двадцать лет больше моего на то, чтобы побродить по жизни, почитать, посочинять!

Вот мнение Воннегута о поколениях (включено в посмертную антологию «Здорово, правда?»):

Чего, собственно, люди чуть постарше хотят от тех, кто чуть помоложе? Они хотят, чтобы им воздали должное за то, что они столько протянули, за то, что они выжили в трудных обстоятельствах, где им частенько приходилось проявлять большую изобретательность. Но люди чуть помоложе невыносимо прижимисты по части таких похвал.

А чего люди чуть помоложе хотят от тех, кто чуть постарше? Думаю, больше всего им хочется безоговорочного и безусловного признания, что они теперь – зрелые мужчины и женщины. Но люди чуть постарше невыносимо прижимисты по части такого признания [155] Kurt Vonnegut, If This Isn’t Nice, What Is? , ed. Dan Wakefield (New York: Seven Stories Press, 2014), 9. .