Schisma - Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь

А всё очень просто. Автор переусердствовал, проецируя на систему символов рождённый в его воображении образ (а возможно, с самого начала перепутал образ и архетип, а возможно, в процессе своего развития образ трансформировался в архетип сам собою), и в результате вместо образа у него получился идеал образа. Видя, что образ получается «неправильным», неживым, но не умея ни корректно классифицировать, ни объяснить эту «вечную мерзлоту», автор принимается за его переделку. Однако, продолжая считать имеющийся архетип образом, он воздействует на него вполне естественным для образа, но убийственным для архетипа методом: провоцирует внутреннее движение героя. Ничего удивительного в том, что это вызывает агрессивную реакцию читателей, которые чувствуют себя обманутыми: им всю дорогу рисовали привычный ещё с материнской утробы символ — и вдруг этот символ превратился буквально чёрт знает во что.

Помните:

образ — это вечная инвольтация к архетипу, но никогда и ни в коем случае не архетип как таковой .

Чем отчётливее инвольтация образа к архетипу, тем увереннее мы можем сказать, что образ получился ярким и осязаемым. Однако стоит автору перешагнуть тонкую грань, отделяющую образ от архетипа, как мы немедленно содрогнёмся в конвульсиях оргазма и ультимативно потребуем от автора зафиксировать созданный им идеал в идеальном же состоянии.

И никакого «развития» этого идеала мы уже ни при каких условиях простить не сможем: архетип не способен развиваться. Архетип — это совершенство. Это совершенный король, совершенный солдат, совершенный мудрец, совершенная мать и т. д., и т. п.

Здесь, кстати, лежит ответ на вопрос о том, обязаны ли развиваться герои второго и следующего планов. Нет, не обязаны, а в случае если они выписаны как архетипы, даже и права такого не имеют.

Здесь же мы найдём ответ на вопрос о причинах агрессивной реакции читателей на фатальные репрессии автора по отношению к архетипическому персонажу: архетип по определению бессмертен. И любое посягательство на его целостность (в том числе и физическую) расценивается как ложь, которой нет ни прощения, ни оправдания.

И здесь же мы найдём ответ на вопрос, можно ли писать как архетип героя первого плана. Для беллетристики ответ однозначный — нельзя. Стержневой элемент повествования не может быть архетипическим, поскольку в архетипе по определению отсутствует внутренняя динамика.

Презентуя образ читателю, вы должны стремиться к полноте, а не к раздробленности. С другой стороны, помните, что, делая образ героя первого плана максимально монолитным в сознании читателя, вы максимально приближаете его к архетипу. Балансируя на опасной грани между развитым образом и архетипом, будьте готовы в любой момент смиренно согласиться с тем, что образ стал совершенен и трансформировался в архетип. В этом случае вам придётся согласиться так же и с тем, что книга либо не состоялась, либо уже закончена, поскольку воспринимать героя первого плана как архетип читателю будет попросту неинтересно (а вам с немалой долей вероятности неинтересно будет писать, и в связи с этим вы всё время будете стремиться к наиболее неадекватному обращению с таким героем).

Если же вы чувствуете, что «передержали» образ, с которым собирались работать, и за время, прошедшее между замыслом и началом его реализации, этот образ успел трансформироваться в архетип, ни в коем случае не пытайтесь выдвинуть такого героя на первый план. По тем же соображениям.

Для забывчивых: это схема.

Сразу хочу просветить любопытствующих: я не буду говорить о «Ненависти», даже если вы очень этого ждёте. Не дождётесь, не надейтесь. Ни сегодня, ни завтра, ни в следующем году. По крайней мере, в ЖЖ обсуждать эту тему я точно не буду: я до отрыжки начиталась рецензентов — и редакторов, и писателей, — и меня уже колбасит. Не потому, что я считаю «Ненависть» шедевром мировой литературы, и не потому, что рецензенты говорят глупости. Нет, и «Ненависть» — безобразный роман, и рецензенты всё правильно говорят. Но за каждой абсолютно рецензией я вижу слепого. За каждой, повторяю. Исключений пока не нашла. Почему — думайте сами. Я эту тему закрываю и перехожу к сабжевой.

«В общем-то умом я понимаю, что не все, наверное, прутся от сволочей. Но при этом «обаятельный мерзавец» — признанное и популярное амплуа в мировом искусстве, а вот про «обаятельного святого» я что-то не слышала».

«Дык нету у настоящих святых типажа. Они все сугубо индивидуальны. В чем и сложность».

«Смотря что понимать под святым. И что — под типажом».

«Самоидентифицироваться с мерзавцем проще и приятнее, чем со святым».

«Не скажите… Самоидентифицироваться — значит признавать в себе схожие качества. А люди неохотно замечают в себе худшее».

(Из обсуждения темы «к вопросу о создании охренительных персонажей» в ЖЖ Юлии Остапенко)

Я очень долго думала, поднимать заново эту тему или нет: слишком много аргументов против. Потом решила, что и с другой стороны аргументов немало, а пожалуй, даже и больше.

Итак, вкратце о предмете беседы.

Юлия Остапенко под впечатлением образа, созданного Верой Камшой (привет корректорам), задаётся вопросом, чем привлекателен «охренительный персонаж» и какова технология его изготовления. «Охренительный персонаж» — это такой персонаж, который вызывает у читателя (вне зависимости от пола и возраста) экстатический восторг, доходящий до пароксизма. При этом вопрос поставлен очень правильно: «Кто начнёт говорить, что грешно алгеброй — да по гармонии, что нет никакой техники, есть только муза и Санта-Клаус, и что красивый герой — отображение красивой авторской души и только — забаню на месте».

Я тоже забаню, если тут кто-нибудь подобное ляпнет. Вот такой, блин, флэш-моб. Не люблю дураков и истериков.

Каковы же особенности «охренительного персонажа», с точки зрения Юлии Остапенко?

1. Внешность «в самом худшем случае на пять с минусом»; впечатляющее физическое развитие;

2. Шарм: «бонус навроде горных лыж или виртуозного вышивания крестиком»;

3. «Скверный характер»: «это обязательно. Цинизм, алкоголизм, наркомания, донжуанство, жестокосердие, антисемитизм… и далее по списку».

4. Красноречие: «охренительный герой должен говорить, причём так, чтоб женщины в экстазе срывали с себя чадру… Диалоги должны быть жёлчными, меткими, остроумными, плюс непременно — уникальная манера изъясняться»;

5. Непредсказуемость;