Дмитрий Павлюкевич - Лайфхаки для грешника

В итоге я всю службу думал, какие у меня есть причины, чтобы не волонтерить. Ну там жена, дети, служение, инстаграм, в конце концов… Хотя, заметьте, меня никто и не просил.

И только потом я понял, что сегодняшнее Евангелие о таких, как я.

Христос не зря приводит пример с волом и ослом. Потому что когда ты их ведешь на водопой, ты не им делаешь приятно, а себе. Ведь они – твое имущество. И ради себя ты найдешь способ и своим интересам не навредить, и заповедь сохранить.

Но больная женщина – это ж не ты. И тебе неохота ломать голову: «А как бы так сделать, чтобы и заповедь соблюсти, и женщине помочь?»

Вообще, фарисейское мышление очень изобретательно по части обхода запретов. Вот, например, в шаббат запрещено путешествовать. По суше. А если шаббат застал тебя в море, то ничего страшного – можно двигаться дальше. Поэтому некоторые кладут на сиденье машины бутылку с морской водой, садятся сверху и спокойно едут по делам.

Умно? Гениально!

Но ответ Христа как бы намекает: если бы ты с такой же силой и энергией, с какой ищешь возможность помочь себе, стремился помочь ближнему – мир был бы чуточку лучше. Возможно, в нем не было бы iPhone, зато было бы лекарство от рака.

Короче, друзья, не делайте так, как я. Делайте, как Христос.

В Евангелии мы читали, как Иисус беседовал с самарянкой. А представьте, если б это был не Он, а пастыри разных христианских конфессий…

Пастор не дожидается, когда самарянка подойдет к колодцу. Руки у нее заняты, зато уши свободны! И он, радостный, несется ее евангелизировать, крича: «Хотите поговорить о Боге?» В полуденный зной это как раз то, что нужно… Подобру-поздорову девушка быстренько бежит искать другой колодец.

Иисус начинает разговор совсем по-другому: «Дай попить». И сначала они просто болтают. Потом не Он к ней пристает с религиозными разговорами, а она к Нему.

Это значит, что если ты хочешь говорить о Боге – не говори о Боге. Покажи Его в себе, и человек сам Им заинтересуется и начнет тебя расспрашивать. Христос не назойлив. Потому что не евангелизирует людей, а любит.

Ксендз узнает, что девушка поклоняется Отцу, но не папе, и не в Риме, а в Самарии, и грозит ей инквизицией: «Еретичка, если не покаешься – сгоришь на костре!»

Самарянке хотелось бы побольше узнать об их храме, но расхотелось, когда она подумала, что там все такие.

Иисус действует по-другому. Признавая, что спасение от иудеев, Он говорит ей об истинных поклонниках, иначе говоря, о фанатах.

Однажды на стадионе я встретил истинного фаната. Когда игрок его команды сыграл рукой, а судья «не заметил», он заорал: «Судью на мыло!» Я удивился, а он сказал: «Фанат – это не тот, кто любит бить морды болельщикам „Спартака* 4. Это тот, кто любит красивый футбол».

Христос не агрессивен. Потому что любит не конфессии, а людей.

Батюшка любит всех сватать. Но узнав, что девушка уже пять раз сваталась и сейчас в гражданском браке, сообщает ей, что она бесплатная проститутка и все это оттого, что некому ее сломать об колено.

Со словами «Зато у вас ничего бесплатного нет» самарянка убегает в слезах.

Иисус тоже за правду-матку. Но Он не режет по живому, а подает ее деликатно! После этой правды хочется умыться слезами. Но не от обиды – а от радости или покаяния.

Христос не обижает. Потому что Он не обличитель. Он – «любитель».

Учитесь!

Многих смущает евангельский рассказ о слепом. Ведь Иисус сказал, что слепец таким родился, чтобы на нем были явлены дела Божии. Неужели Бог специально калечит людей, чтобы самоутверждаться за счет инвалидов?

На самом деле явный цинизм виден не в ответе Христа, а в вопросе апостолов: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? (Ин. 9: 2). Как по мне, это то же самое, что, подойдя к упавшему из окна человеку, спросить: «Хм, интересно, с какого этажа он упал – с седьмого или с девятого?»

Нет, ну серьезно, зачем им это знать?

Христос же корректирует зрение не только слепому, но и ученикам и предлагает посмотреть на проблему с другого ракурса. Он говорит, что этот человек слеп специально для Него – чтобы Христос ему помог.

И так нужно относиться ко всему – всё в этом мире специально для тебя.

Идешь по парку, видишь мусор – он здесь лежит специально для того, чтобы ты его поднял и выбросил в урну, а не для того, чтоб ты спрашивал: «Что за свиньи набросали?»

Видишь, человек лежит на земле – он специально для тебя тут лежит, чтобы ты ему помог, а не спрашивал: «Он алкаш или наркоман?»

Некоторые богословы ставят вопрос шире: для чего в мире страдания?

Что ж, по-моему, Иисус ответил достаточно определенно – для того, чтобы ты их облегчил.

В Евангелии Христос всех призывает не заботиться о том, во что одеться: Не заботьтесь и не говорите: что нам есть? Или что пить? Или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду (Мф. 6: 31–32).

Это же чисто панковский призыв к бунту против социальных норм! Попробуйте пойти в театр, не заботясь о том, чтобы платье было хотя бы отглажено. Что, слабо? Я так и думал.

А вот монахи не заботились. По древним правилам, их ряса должна быть как джинсы панков – такой же рваной, чтобы даже нищий на нее не позарился. И тертые джинсы, и монашеская ряса – символы бунтарства.

В случае монахов это бунт против попсового христианства. В Риме император был законодателем мод, и Константин сделал христианство мейнстримом. Церковь захлестнули люди, крестившиеся ради продвижения по службе или просто чтобы быть в тренде.

Некоторые, наблюдая, как в Церковь набирают по объявлению, захотели убежать от всего этого в пустыню. Так появились монастыри. И пока гламурные столичные епископы примеряли императорские митры, в монастырях бородатые дядьки носили детские шапочки – куколи.

Приколисты… Это как сегодня ирокез.

Потом что-то пошло не так: панки и монахи стали сильно заботиться о том, чтобы дырки на штанах и рясах были правильной формы. Ведь иначе их спутают с металлистами и мирянами! Очень скоро так одеваться стало модно. Джинсы и рясы из символа протеста против попсы сами превратились в магазинные бренды.

И это касается не только монахов. Христианство в целом зародилось как религия протеста: все любят ближних, а ты люби врагов; все делают себе начальников, а ты делай всех братьями; все умрут, а ты воскресни. Hack the system – хакни систему!

Но прошло время, и мы стали субкультурой, где каждой бабушке нужно «пояснить за шмот», а каждому батюшке доказать, что ты «тру», без подделки.