Александр Дюма - Большой кулинарный словарь

СУП БУАЙБЕС ИЗ СТЕРЛЯДИ. Убейте небольшую стерлядь, вымойте ее, разрежьте на кус-ки поперек и держите на льду. Мелко нарежьте две луковицы, а также белую часть лука-порея, выложите их в кастрюлю, влейте хорошее оливковое масло, добавьте два зубчика чеснока и обжарьте, чтобы слегка подрумянить. Добавьте куски стерляди, а также дюжину ершей, одного маленького угря и шесть крупных раков, разрезанных пополам вдоль. Положите туда же пучок петрушки, два маленьких красных перца, щепотку соли, мякоть одного лимона, нарезанную ломтиками, без зернышек и кожи, а также две столовые ложки томатного пюре. Добавьте жидкость, которая состоит на две трети из белого вина, а на одну треть из рыбного бульона. Поставьте кастрюлю на сильный огонь и варите 12–14 минут. Затем снимите кастрюлю с огня, слейте жидкость, процедите ее через сито, вылейте в глубокое блюдо и положите на дно ломтики хлеба. На другое блюдо выложите приготовленную стерлядь и подавайте ее на стол одновременно с бульоном и хлебом.

Самая большая из птиц, самая известная и к тому же очень давно известна как пища, потому что уже в Ветхом Завете говорится о страусах, в частности в Дейтерономе, где Моисей запрещает евреям есть мясо страуса. У римлян оно широко использовалось в пищу. Пишут, что Гелиогабал велел на одной из своих трапез подать головы шестисот страусов, но он ел только их мозги. Мясо страусов жесткое и безвкусное, однако можно есть крылья, которые представляют собой самую нежную часть страуса, а также филе, если их хорошо приготовить.

Яйца страуса очень большие. Известно, что некоторые из них весят столько же, сколько тридцать куриных яиц. Путешественники, которым довелось попробовать страусиные яйца, находят, что они очень вкусные. На мысе Доброй Надежды существует весьма значительная торговля страусиными яйцами. Из них готовят даже гигантские омлеты, добавляя жир. Кроме того, их используют для осветления кофе. В наши дни арабы, как в древности евреи, воздерживаются от того, чтобы есть мясо страуса. Но они очень высоко ценят жир этих птиц, который используют для приготовления своих блюд, а также для того, чтобы натирать тело при ревматизме и других болезнях. Этот жир продается очень дорого, может быть, потому, что он крайне редко встречается.

Накануне того дня, когда я должен был покинуть Астрахань, мне нанес визит князь Тюмень, властелин калмыков. Я очень волновался по поводу того, как я буду жить, когда мы будем пересекать степи нагайских татар. Я знал, что в этих степях из дичи были только стрепеты и дикие гуси, но эти очень подозрительные птицы держатся на таком расстоянии от охотника, что почти невозможно убить их из ружья. Князь, с которым я уже не раз раньше беседовал о гостеприимстве, которое он нам оказал, и о тех, иногда несколько странных блюдах, которыми он угощал нас, сказал мне, чтобы я не беспокоился и что он возьмет на себя мое пропитание во время всего нашего путешествия. Он только спросил у меня, считаю ли я, что нам абсолютно необходим хлеб. В таком случае он посоветовал нам запастись двумя или тремя караваями хлеба самого большого размера. Что касается вина, то в нашем распоряжении будет целиком погреб нашего хозяина. Этот погреб оказался одним из лучших, с которыми мне когда-нибудь приходилось иметь дело.

Итак, мы должны были отправляться на следующий день примерно в шесть часов вечера. Князь поинтересовался обо всех подробностях нашего путешествия, посчитал на пальцах часы и сказал нам: «Не беспокойтесь, мяса вам хватит». Признаюсь, что его уверенность очень ободрила меня, потому что хорошая еда — это один из приятных моментов длинного и утомительного путешествия, а мы ехали днем и ночью, проезжая в тарантасе каждые сутки по пятьдесят лье. Тарантас представляет собой экипаж без подвески, который везде проезжает, не взирая на овраги, ручьи и даже небольшие речки. Итак, мы отправились в означенный час, но к нам никто не пришел от князя Тюменя, что меня несколько обеспокоило. Однако, веря ему на слово, мы удовольствовались лишь тем, что подождали несколько минут после того, как переехали Волгу, которая в Астрахани имеет в ширину около одного лье. Однако, не видя никакого калмыка ни рядом с нами, ни вдалеке, мы подумали, что князь забыл и крикнули нашему кучеру: «Pascare!», что значит «поедем быстрее». Ночь была ясной, степи, через которые мы проезжали, покрыты слоем вереска и представляли собой дорогу довольно приятную. Нас сильно тряхнуло два или три раза и то лишь тогда, когда мы пересекали овраги. В таких ситуациях экипаж в Европе просто рассыпался бы. Мы издалека увидели что-то вроде переезда людей на верблюдах. Это оказалась семья калмыков, которая была недовольна тем местом, какое они выбрали, чтобы поставить свою палатку, и отправлялась на поиски другого места. Я начинал немного беспокоиться, не по поводу нашего хлеба, а по поводу того, что мы положим на этот хлеб. В этот момент я увидел соляное озеро, берега которого были покрыты дикими гусями и стрепетами. Я знал, как трудно мне будет приблизиться к этим птицам, поскольку и те и другие — наиболее подозрительные из всех птиц вообще. Поэтому я предложил кучеру съехать с дороги и двигаться в экипаже по направлению к берегам озера, а озеро это блестело как чаша с серебром. На этом соляном озере птицы с длинными шеями паслись среди красных растений с серебристыми цветками, но при первом же движении, которое я сделал в глубине моего экипажа, какая-то утка издала тревожный крик, и вся стая с трубными криками поднялась с шумом кавалерийского полка. И вдруг среди этих криков, которые были, разумеется, криками диких гусей и стрепетов, я услышал также возгласы охотника и увидел, как в вихрь этих обезумевших птиц устремились еще две птицы, которые по сравнению с гусями и стрепетами казались размером с ласточку. Это были два благородных сокола, которых послал мне вместе с окольничими князь Тюмень, верный своему обещанию. Наконец-то я увидел тех, кто будет снабжать меня пищей. В тот же самый момент мы заметили, как возле нашего тарантаса промчались два калмыка на лошадях, которые звали своих соколов, показывая им сырое мясо. Каждый из соколов к этому моменту уже схватил свою добычу, которой оказались два стрепета. Мы выскочили из тарантаса и через несколько мгновений оказались вместе со всадниками на том месте, где происходила битва. На самом деле битва уже закончилась, потому что обе дрофы (а стрепет — это разновидность дрофы) уже сдались, получив или не получив помощь от других. Мы снова познакомились с нашими калмыками, потому что я вспомнил, что уже видел их на охоте на лебедей и цапель, в которой мы участвовали несколькими днями раньше. Они тоже узнали нас, выпили из наших фляжек немного водки и предложили нам вновь занять места в тарантасе. Я попросил показать мне добычу, потому что никогда вблизи не видел маленькую дрофу, только один раз, пересекая Гвадал-Квивир, я убил большую дрофу, однако не смог подобрать ее, потому что находился на борту парохода. Стрепет — это очень красивая птица, у нее прелестная головка, которая напоминает голову куропатки, очень красивое белое оперенье на брюшке, на спине оно разноцветное. Я попытался вырвать несколько перьев у стрепетов, но поскольку они очень крепко держались в коже, то я начинал опасаться за наши зубы, ведь кожа стрепетов казалась такой твердой. В конце концов мы прибыли на ямскую станцию. Князь говорил, что мы не должны беспокоиться и целиком довериться его людям. Действительно, через четверть часа обе наши птицы были надеты на палочки, их побили о стену, в результате получилось жаркое, если не мягкое, то, по крайней мере, съедобное. Я заметил еще одну вещь, которая вызвала у меня чувство некоторого удовлетворения: мы уже проехали двадцать лье по степи, но еще ни разу нам не попался ни жаворонок, ни трясогузка.