Николай Лединский - Совмещение пределов. Откровения египетской мумии

– Понятие «энергетический человек» недоступ­но нам.

– Конечно. Вы ведь все воспринимаете толь­ко через потребности вашей плоти. И потому все видите искаженным. Где уж вам приблизиться к Богу! Вот я не воплощенная сущность, а вижу и свой и ваш мир.

– Потрясающе!

– Потрясает другое – ваша самоуверенность. С такой неразвитостью органов чувств вы бере­те смелость говорить о совершенстве ваших зна­ний?

– Зачем же нам дан разум, если мы темны и несовершенны?

– Люди напоминают зерна, брошенные на вспаханную землю. Есть непреложный закон раз­вития зерна в растение, из которого потом будет изготовлен хлеб, а до созревания оно обогатит ат­мосферу кислородом. Зерну неведомы результаты своего роста, однако оно, подчиняясь природе и отдаленным целям, пробивается на свет. Многое ему надо претерпеть, чтобы стать в конце концов растением.

– Мне порой кажется, что мы просто изгои. За­чем было и создавать столь несовершенное созна­ние? Этот мой греховный ропот вызвал внезапную боль в сердце: в него ударил резкий протестующий поток энергии Па Ди Иста.

– Ты запомни... – медленно, с пренебрежени­ем сказал жрец и замолчал. Я видел: он не уходит, молчит и вопросительно-недоверчиво смотрит на меня. Сквозь затворенное окно моей квартиры проникал шум улицы. Слышно было, как мимо дома проехал неисправный трамвай, гремя разби­тым железным колесом по рельсу. Па Ди Ист не обращал на это никакого внимания. – Ты запомни, опытом проб, ошибок и страданий приобретается самосовершенствование. Это объективно необхо­димый путь устойчивой эволюции духа. Есть даже народное поверье: человек, который быстро рожда­ется, мало живет. Чтобы подняться в высшую сфе­ру, надо научиться безропотно нести свой крест.

– Человечество запрограммировано на стра­дания?

– Зерно и растение всегда соответствуют друг другу. В этом смысле человечество полностью за­программировано. Есть программа, она включает страдания. Свобода воли зерна только в пределах задач его роста. Отказавшись от программы, оно рискует быть заменено другим.

– Жизнь каждого человека контролируется свыше?

– Пахарь не следит за каждым зерном. Оно растет, предоставленное свободной воле. Пахарь следит лишь за полем.

– Разве здесь есть свобода?

– Существование любой части материи под­чинено общему закону. Если она, презрев закон, пытается выйти из-под него и даже оказать сопро­тивление, то, что бы ни говорили и ни доказывали по этому поводу, результат такой попытки пред­решен. Любого свойства своеволие – геройство, умствования, убеждения – обречены на неизбеж­ный провал. Эту простую истину человечество не поймет до сих пор, отсюда конфликт с самим со­бой и природой. Обычно он разрешается естественным путем: обреченностью обеих сторон или самоуничтожением одной. Это непреложно как для живущих, так и для существующих. Живу­щие – это люди, существующие – страны.

Долго ли нам бродить впотьмах?! Так и будем прокладывать путаные тропы? Почему мы не ве­рим Богу, когда Он уже зримо являлся людям?..

Я представляю себе страдания Иисуса после того, как Его осудили на смерть.

Прошла мучительная ночь в Гефсиманском саду. Под ногами лежала последняя земная доро­га... Стояла неимоверная жара. Народ, насмеха­ясь и подбадривая себя криками, надрывал гор­ло. Вслед грозно идущей толпе вился красноватый пыльный шлейф. От разгоряченных тел исходил густой запах пота.

Поблизости, кружа, появляясь то спереди, то сзади, бежал худенький босоногий мальчик. Он не видел Христа, заслоненного конвоем римских легионеров и возмущенными ревнителями собст­венных предрассудков, – он видел только пыль, высоко поднятые копья, мужские и женские спи­ны... Сквозь грубые военные команды доносились одинокие рыдания.

Мальчик, сам не зная почему, хотел быть сейчас рядом с Иисусом. Он любил Его. Он бежал, как вер­ная собака за схваченным хозяином. Процессию было не остановить, и он в бессилии опускался на колени и взывал к Богу: «Ты, Который послал Его, сделай что-нибудь, чтобы спасти Его!..» Неистовая толпа пугала мальчика. Даже «остановитесь!» было нельзя крикнуть: первый же легионер поддел бы его на копье и отшвырнул в сторону.

Мальчик находил силы подняться и догонял, а то и опережал толпу. Ему казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из его груди. Два чувства бо­ролись в нем: нестерпимый протест и ужас того, что он бессилен остановить злодеяние. Он сбился с ног, отмерив уже три-четыре пути из города на Голгофу.

Процессия двигалась не очень быстро, так как человек небольшого роста с трудом нес свой огром­ный деревянный крест. Начальник стражи торо­пился, и назарянина подталкивали и пинали...

Но вот наступило время расправы, и шумевшая толпа застыла в полном молчании. Застучали мо­лотки... Вроде обыкновенный звук – ас каждым ударом нарастала неотвратимость убийства, и все вокруг становились его свидетелями и соучастни­ками. Окровавленные кресты с прибитыми к ним телами... Несмотря на жестокое время и привычку к такому кровавому насилию, собравшиеся пере- живали-таки потрясение: смерть всегда смерть.

Прибежавший за толпой мальчик скрывался позади людей. Здесь он видел те же спины и копья. Что можно было сделать, когда Сам Отец исчислил время? Неужели это было необходимо?..

Крест основанием опустили в яму и стали под­нимать. Иисус медленно возносился на нем. Когда распятие выровнялось, ступни оказались на высо­те человеческого роста. Люди внизу виделись Ему уже ирреальными. Он не различал их лиц. Завер­шалось Его земное бытие.

Толпа по-прежнему, замерев, молчала. Маль­чик, упав ничком на землю, рыдал. В этот момент только он один, быть может, по-настоящему и по­нимал, Кого казнили на кресте.

За толпой, предавшей распятию Сына Божье­го, тогда бежал ведь не просто мальчик, – бежала людская совесть.

Иисус, уходя, оставил ее на земле – частичку Своего сознания, искру Божью.

Па Ди Ист прокомментировал мои мысли.

– А пока что вы и по сей день предпочитае­те Варавву Иисусу, преступление – праведности. Вы – все та же толпа, распявшая Сына Божье­го. Если бы Он пришел во второй раз, то, можно не сомневаться, вы распяли бы Его опять, причем еще быстрее. Устроили бы автомобильную катаст­рофу или нечто подобное, а потом уж непременно выразили бы сожаление по поводу Его безвинной смерти.

– Нам следует торопиться, – сказал затем Па Ди Ист. – В Эрмитаже могут поменять экспози­цию, а мы с тобой еще далеки от цели путешест­вия. Продолжим. Ладья миновала Апописа, и даль­нейший путь обещает быть спокойным.

В восьмом часу ночи новопреставленная душа раздает жертвы душам, застрявшим в пещерах царства Дат. На рисунке они изображены сидящи­ми. Их еще называют Безмолвно ждущими.