Игорь Олен - Лоскутная философия. Идефикции

А вопрос остался.

Что же, не лгал Бог? После падения от познания зла с добром мы умерли? Наше здешнее бытие иное, чем в раю было? Ибо зачем в нас, рай потерявших, столькая боль по нём, что мы все – весь наш век – рвёмся к роскоши и обилию, увлечённые странным сном о крае, где было всё ?

8.

Spring

Прозрачно-акварельно,

волшебно и пастельно.

Как бы земля —

но также не земля,

а нечто без ветрил и без руля,

манящее в эфирные пласты,

где скоро будем я, она и ты…

9.

Мы как бы есть; на деле нас нет по сути. Жили мы лишь в раю, а здесь мы живём условно.

10.

Много гламурного, мелкого… Всё не нужно. Нужно великое человеческое отчаянье, род трагедии, что пробудит суть, попранную культурой.

11.

Шутки от Рóтшильда: много денег – это когда в них запросто прятать книги.

12.

Виденье Бога: « Так я увидел: место, где Ты без ризы, есть стены рая из антиномий, что совпадают и кои есть Твой мир. Правда, вход туда сторожит дух разума, он не даст войти до побед над ним. Сам Ты виден за антиномиями на том краю; по ту сторону Ты мне зрим». Кузанский.

13.

Подлинный ракурс рая.

Некогда на земле был рай, мир странный. Там всё « добро зелó », растолковывал Бог. Настолько превосходил рай наше, что Бора-Бора, Гоа, Сейшелы либо другой «рай» из all inclusive с тем не сравнится. То, что там было, трудно представить, столь необычно. Всяк, угодив туда, не найдёт знакомого; например, дня, ночи, звёзд и закатов; там, вспоминаю, всё было дивом, перекрывающим наше зрение. Птицы пели там слаще лир, но слух ничего не слышал. Жизнь и смерть совпадали там, и ни первая, ни вторая не означали здешние жизнь и смерть. Квадрат там был пирамидой, горы и выси были долины; море там было в том числе сушью; суша годна была и для рыб, и трав морских, впрочем, также слонов, представлявших там всё – например, и вишню, коя имела тысячи сущностей, содержа в себе и являя качества нефти, розы, фридмона, ямба, улитки. Вишня была – не будучи. Коль была она в произвольный миг ручейком с улыбками, как считать её вишней? Там всё случалось, то есть, из всякого.

В общем, странен рай!

Там сто миль умещались в пядь – пядь продлялась в парсеки. В точке, в единой, там было всё, – обратно, там всё из точек. Солнце там можно было потрогать, хоть оно огненно. Рай был цикл превращений, строивших чуда. Там глупо молвить: стой, миг, ты дивен! – нет, новый миг был краше. Всяк ликовал там либо терзался в каждом мгновении, а не ведал пять-десять чувств за весь век свой, как у нас принято. Жизнь там родственна смерти, но и бессмертию. Правил вроде там не было, ведь закон – это что повторяется, а поскольку в раю свобода, нормам там тщетно быть, и они, имеясь, были престранные: дважды два там порой было три без малого, чаще – семь либо курица, либо Африка, а порой партшкола. Правило «третьего не дано», иначе: верно А либо В, – внушало там, что по вторникам это А жеманилось, также будучи хлеб, зимой порождавший фигу. Там не годилась логика Лейбница, Аристотеля либо Бэкона, и у Гегеля шансов не было. Потому что одно там с прочим не спорило.

Что могло там спорить, коль одноврéменно там всё было и не было, то есть всё было пшик, считай, и одно было всем, не будучи? Раз там волк, то, на первый взгляд, был разлад между ним и агнцем? Это ошибка: что за усобица в разобщённо-слитном? Речь о наличии там суждений, агнцев, волков условна. Нет там ни первых, ни девятнадцатых, а сто пятое было, коль соглашалось быть. О, там первенствовал вихрь жизни! Наш разум хлипок, дабы вместить эдем!

Нужд там не было. Нет нужды у чего-нибудь в чём-то, если чего-нибудь вечно в разном: в слове и пище, волке и агнце, небе и луже. Там и нужда была. Полнота допускает также и нужды, сходно как прочее. Но нужда там являлась как преизбыток, что непонятно до парадокса.

Рай непостижен.

Там поселил Бог Еву с Адамом. Но! поселил не вообще в миру, а в Элизии.

Бог дал людям лишь рай, не мир.

И, как трудно о рае, сходно же трудно знать об Адаме с девственной Евой и их специфике. Ведь в раю, отличавшемся странностью и отсутствием нормы, люди – не как мы. Органы, нравы созданы нормой, коя спроворила анатомию с психикой. Но Адам – тогдашний – он был иной. Жил вольно, нормы не ведал. И вот поэтому он мог всё. Он шёл, не касаясь почв; говорил – красивей, чем пел Карузо; длань его словно крылья; глаз его множество, как у Аргуса, и вся плоть была зрением, слухом, мыслью. Он двигал звёзды и не носил «риз кожаных». И не он уступал законам, если случались эти законы: те подчинялись. Да, он действительно был « по образу и подобью ».

Мы суть иные; нет полной схожести нас ни с Богом и ни с Адамом. Схожи мы – с первородным грехом, от коего наши предки рая лишились. Се из трагедий не обсуждается, и о ней мы молчим, как рыбы.

14.

Первый философ. Да, человек в раю был дивен, мы б ужаснулись райской Красе его! То была Краса без изъяна (рай безызъянен). Там было всё в Одном, – Одно, причём, было Всем. Ни форм, ни времени. Но потом нечто вздумало быть особо и отделилось. Это был умысел с предикатом «М» – Адам, кой принял себя «добром»; всё прочее в Райских Свойствах сделалось «злом». Он черпал в «зле» рацион «добру»: он вскармливал раем умыслы. Он расшиб рай в вещи, в выдуманный строй космоса, и тот строй условный, не первозданный.

Он бился с раем. Он зиждил личностный «добрый» мир по собственным представлениям. Но его мир лжив, раз гибнул. Ибо чтó гибнет, по Шопенгауэру, ― неистинно. С сочинённых Адамом лживостей и пошла война всех со всем; фальшь злобна и агрессивна…

Он изводил рай. Он зиждил в принципах, в коих мыслил, и антипод его, Первозданная Суть, противился. Это был бой равного, но один блюл райское, а второй – приватное.

Так Адам создал свой мир как мир моральный (мир от «добра» и «зла»). В познании таковых «добра» со «злом», он свёл Райское в формы Женского, как дано оно афродитами мифологии плюс моделями века нашего. Стал желанным не рай, увы, но познание «зла/добра», слом истин в лад личным бредням.

Первый философ – это Адам.

15.

Бог дал шанс быть . Каким быть: бежевым, синим с продресью, – наша воля.

16.

Там у них – слава, мудрость, герои, руфи, израили, яшахейфецы, Сорос в роскоши, а у нас катавасия вкруг Тебя? Нас « любящий », что ушёл? Не стал вникать, что мучения, что терпел Ты сутки, здесь у нас вечны? Да ради « малых сих » в онкологиях пусть остался бы! Или снова трёп, что потом всем рай и что мучатся для «добра», мол? Знать, предпочтительней убеждать быть нищим, чем бедных чад спасать? Пусть мучатся? через беды к звёздам?! Что, ближе сытые, кто накрещивают лбы, ведая: их кошель – против слов Твоих и есть те, кто на вид отвергнуты, оттого что мошна полнёхонька, но сие, мол, издержки дел подражать Авраму, предку святому, чтоб « хорошо » быть с сиклями, со скотом, с рабами. Ты их не трогаешь! Знают сытые: Ты сошёл кончить с бунтами, дав рабам и отверженным вместо жизни – смесь из « любви » с « потом » в Царстве Божием!