Игорь Олен - Лоскутная философия. Идефикции

Профи знают, как делать. В них вшиты схемы, как надо делать. Схемы им мнятся подлинной жизнью, и даже истиной.

Ошибаются, брунсы нашей эпохи, шельмы-jobseeker’ы, ищущие, где прибыльней, и, что важно, не вникшие в потаённый смысл знания, кое в том, что оно поверхностно, а, не как люди мнят, потворствует жизнь осёдлывать и считаться богом. Да, заблуждаются в убеждении, что постигли мир, между тем как они всего-навсего объясняют мир – кстати, плохо. Также не ведают, что умелость обозначает скудость их духа и что действительность в её драмах, войнах и ужасах – результат узколобых кембридж-сорбонна-йель-мгу-шных действ по шаблонам, планам, рецептам. Фиг. Они тщатся, нагло и бойко, драть целость Жизни в клочья умений.

«Вам нужно милых? или умелых?» – злобятся профи.

Милых нам!

Нам не надо терзать мир в творчествах, принимающих жизнь лишь сметой, а не сакральностью. Профи мыслят нас дурнями. Не одни балеты: нас учат профи от философии, медицины, права, политики, экономики, чаще этики. Учат громко, упорно, категорично, властно и пафосно, с деловым обличием, прикрывающим гонор, спесь, вороватость, барство, корысть, бездушие, властолюбие, стоит видеть их в думе или в правительстве. Учат-учат – нам же всё хуже.

Профи, заткнитесь.

С этих пор – мы вас н@х. В зад вас всех с вашим «знанием», Жизнь терзающим ради ваших благ! В зад «умную» ограниченность. В зад обточку нас в «правильных» по лекалам пешек и скудоумий проф. компетенций.

Да, мы кривые. Нам дай не навык, нет, – дай душу! Нам – фуэте, не лебедя.

Я «по буквам»: ЛЕБЕДЯ!

Нам дай жизнь, а не трек заученных вашей профи-танцовщицей па-де-па, антрашá, баллонé, адажио, уплясавших к смерти.

44.

Кто создал женщин. Не оставляет мысль, что над жизнью владычат не органические потребности, но идеи. И первый импульс – тоже идея. Жизнь ведь структурна? – значит, план более есть, чем нет его. План, твердит словарь, это замыслы, претворение коих требует действий, движимых целью. Замысел сформовал жизнь в целом.

Мнят, половой раздел – от умысла.

Жизнь влечёт к удовольствию, вот тренд, – чтоб меньше боли и больше радостей. Кто бы жил для тягот или несчастий? В радость ли регулы и фертильность женщин? Боль неестественна для структур органики. Если женщина хвалится «материнской» функцией, это раб, гордый собственным рабством, и плод внушений в честь материнства, женщин склонивших мнить ад отрадой, благом и счастьем.

План сделать женщину исходил от тех, кто позже предстал мужчиной. Если уж Бога спрятали в храмы (их разрушают даже в United States, коя «trust in God»), если Божье Всеволие умалил Спиноза (кой считал, что «Бог в рабстве законов личной природы», будто над Богом властвуют нормы), спросим: чтó стоило неким сильным мужам взять умыслом власть над слабым? Создал раздел полов первородный грех как заговор, отойдя от Бога, знать «зло-добро», – «добро» причём относя к самцовости, «зло» к феминности. Женщин создали, расценив их «злом». Мир зиждится строем секса, далее – общества, иерархией, где рабы и цари. В Германии не фиксируют пол рождённых. В Швеции признан пол, означенный «человек».

45.

У рэпа есть свой язык, грубоватый, открытый, ненормативный. Как бы ничто по смыслу. Малоэтичный. Но – вспомним Ницше. Он был безнравственней: он на 6000 футов превосходил рэп имморализмом.

Ницше был рэпер, то есть читающий текст под ритм. Цитата: «Действенней в языке не слово. Тон, модуляция темп и сила – вот что выводит очередь слов; да, музыка за словами, страстность за музыкой, „я“ за страстностью: в общем, то, что нельзя сказать, обозначить». Ницше снёс нормы прежнего, проклял царство логос-культуры. Он создал свой язык, витальный , предпочитающий темп, напевность. Сходно и рэп мечтал изменить мир, ставший над бездной, сделать мир новым. Рэп прибег к ритмам и к новым темам, к новой семантике. Только нового Ницше рэп не нашёл – и сверзился к смыслам плоским, вроде джигана, басты да тимати.

Но порой в стиле рэпа, то есть за лексикой, где нет этики и морали, вдруг проступает дух ницшеанства как ломка ценностей, как трактовка инстинктов оптикой истины.

Поц, качай,

мозги отключай.

Что тебе школа?

Пей кока-колу.

Что МГУ, МИСИ —

пиво соси!

Мозги – нахрена?

Их – нá!

Без них живи смело,

так как есть тело.

Мозг – он пол-дела,

главное – тело.

Ёп, раз-два-три,

смотри!

Тело всхотело —

без мозга село,

челюстью клацнуло и поело,

и, порыгавши, осоловело,

после пердело,

спало, бодрело,

пило, пьянело,

и окосело,

чуть потрепалось и чуть попело,

вдруг охренело,

в драку полезло хреново тело!

Но взматерело,

и захотело,

секс поимело,

после храпело.

Так оно жило, хреново тело:

ело, потело,

спало, пердело,

пило, балдело,

тёлок имело,

дралось, шумело.

Тоись без мозга жило то тело,

но постарело да околело

чёткое и без мозга тело…

Но и которое мозг имело —

тоже подохло тело.

Въехал, поц, в дело?

Смак, он весь в теле.

Чёрным на белом:

весь смак лишь в теле.

В общем, качай,

мозги отключай.

Два-три,

повтори!

46.

Всякий естественный импульс сердца мнят имморальным.

47.

Слышали горнее. В детстве спрашивал главным образом; позже чаще своё твердил, юный, гордый. Зрелый – не спрашивал. Ибо вроде всё знал, казалось. Плюс было ясно: всем наплевать, чтó скажешь. Истин не скажешь и не услышишь. Мир без вопросов и без ответов есмь. Страсть спрашивать – знак времён, когда слушались Бога. Мы были листьями древа Жизни, росшего в рае, но сорвались с него, дабы знать «зло» с «добром».

С тех пор отвечаем мы лишь себе от себя, и все наши речи суть неразборчивый смутный шум, кой гегели и толстые втюхивают нам «истиной».

48.

Немцовщина. У нас всех философии, мы спешим воплотить их, каждый как может. Рок человечества – воплощать своё. Но Немцову не вышло, и он пал жертвой собственной философии.

А она не была уместной и адекватной .

Эта последняя «конструирует бытие», по Кóгену, и господствует. Адекватная философия вроде флюгера. Она прежде научна – стало быть, почвенна, ведь наука заимствует в объективности, а не в фикциях. Поведи кто о ртути красных оттенков, вмиг адекватная явит ртуть цвета стали – и спор окончен, можно витийствовать о значении стали в жизни народов. О! сталь приятна для адекватов: сталь всем покажет кузькину матерь!

Чтят адекваты и релятивность. Ведь адекватное соотносит себя, как мыслит, с «подлинным бытием», с «реальностью», с «злобой дня»; не так краснó: с установленным блоком ценностей, с волей власти, сходно с идейною конъюнктурой. Плюс адекватное позитивно. Ведь если мир таков, как он есть, и не стал иным и не мог им стать, – как считает власть, не хотящая, дабы рог изобилия изливался, кроме неё, на прочих, – то адекватный взгляд на реальность должен быть в том ключе, что посыл оппозиции, как фантазм об Шамбале, голословен; всяк должен, так сказать, здравомыслить, чтоб понимать: нет шамбал, нет райской жизни, а есть реальный труд претворения очень долгой, – лет этак в триста, – властной программы, данной вождями, и философия быть обязана дóгматом, это помнящим. Адекваты жируют и вечно в тренде, будь он советский либо инакий, верят в реальность, а не в фантазии, и армируют адекватность думской зарплатой, отдыхами на Фиджи, тружеством на державных властных постах, лелеяньем своей «мыслящей физики» у врачебных светил; притом верны ритуалу, что заключается в передаче скопленных «знаний по философскому адеквату» отпрыскам, чтоб от Молотова до Ник-ова бытовал их род чинно и адекватно.