Игорь Олен - Лоскутная философия. Идефикции

Бродим в мертвящих умственных чащах, лая о новых «духовных ракурсах» и «пространствах».

26.

Кто Крит не видел – вряд ли Крит знает. Кто не болел – не ведает про болезнь. Но, важно, о Крите и боли слушают, потому как практический интерес присутствует. Можно сплавать на Крит купаться, можно вдруг заболеть внезапно. Это, мол, данность.

Я же – про рай опять, кой никто никогда не видел. И я бессилен дать описание, ибо вещности в рае нет, плюс, главное, у нас нет и органов рай увидеть.

Я как безумец, врущий химеры. Сходно развязки делаю странные, говоря, что виной-де знание зла/добра, которое надо свергнуть, чтоб в рай вернуться. Мысли дичайшие. Ведь на Марс сесть проще, чем выпасть в рай, так? Выжаты постоянным трудом, внушаемым целью жизни, мы ищем отдыха и забвения, без того чтоб рыскать в поисках места, что описать нельзя ни встретить. Лучше дурманиться перед «плазмой» пивом, веруя, что « сей мир » ну не мог быть иным, чем есть.

Зачем мы? Замерло бы на жабах, что живы нормой в виде инстинкта и, сытя брюхо, пукают с чувством, что, дескать, жизнь не могла быть иной, чем есть. Не замерло ни на жабах, ни на мартышках. Вдруг взялись мы с загадочным даром мыслить.

Ради мышления люди созданы. Лишь оно свободно, как вольны боги. Мы же, боясь свобод, отреклись от воли. Вздумавши, что есть рамки, – значит, законы, – мы, избегая тайн, что толклись вне рамок, стали как твари, влезшие в клетки. Если есть рамки (смерть либо тяжесть), то надо мыслить в даденных рамках, так положили мы.

Но, при всём при том, выси созданы теми, коих расхожий толк звал безумцами. Бруно мнился безумцем точно таким же, как первый лётчик, взмывший с утёса. Моцарта мнили неадекватным. А Аристотель мнил и Платона умалишённым: тот, мол, в идеях даром удвоил видимый мир. И, следственно, как бы сброд ни вставал во фрунт перед рамками, возникал безумец, всё отрицавший, – вплоть до Христа, сказавшего: смерти нет.

Мышление нужно зиждить на сумасшедших, казусных мыслях как запредельном. Кто мыслит в рамках – сводит нас к свиньям. Прав Достоевский, что человечество не снесло свобод, сплющив мозг между «злым» и «добрым».

Нужно чтó есть вокруг счесть бредом, а чего нет – счесть правдой. Нужно безумие. Как поэзия, понял Пушкин, быть должна глуповатой, сходно и мыслить нужно безумно. Цель философий – самое важное, от чего мы ушли в ложь мóроков. Философия, говорил Гуссерль, тест на истину, на истоки. В общем, науке о радикальном – быть радикальной.

Нужно в реальнейшее, что есть, – в отечество, то есть в рай.

27.

Единственный, первозданный. Был мир единственным и себе подобным в разное время? Не был. Мир – это страты многих других миров, ставших базой последнего. Юрский мир, скажем, наш?

Мысль главная, – она в том, что был ещё мир-предшественник для всех поздних миров, и наш мир, принятый истинным, не первичен. Он взрос в развалинах ПЕРВОЗДАННОГО. Как имеется наш мир, то есть моральный мир от законов, был дивный хаос с именем РАЙ, кой был ИЗНАЧАЛЬНЫМ ИСТИННЫМ миром. Горестно, что слом рая, – грех первородный, – интерпретировали заподлинной и «священной» даже «историей».

В общем, падшее стало остовом ложного. Плюс измышлен был «бог», фальшивый бог, оправдавший подлость, лидер отступников, тот удобный «бог», кой признал мораль, что убила рай, – то есть бог, освятивший гибель эдемского.

Неестественность свята – истина прóклята.

28.

Кто я? Социопат. Общаюсь я с неохотой. Я вроде Ницше, кто был нелепым в лад своим мыслям, тщетно любви искал. Очень жаль. Если кто в мире знал любовь больше пошлых труверов – думаю, Ницше. Им правил эрос, не сексуальность. Эрос связует, секс раздробляет. Этот последний в моде у падших, то есть у масс людских.

Я поэт, и стихи мои – это часть меня, говорящая с миром. Но вот эссе мои суть другая часть для общений с Богом… впрочем, и с миром, в той, правда, степени, в коей мир отвечает Богу, а не итогам рациональных здравых разумных дел в духе «нравственной мысли» -де, приносящей ужас.

Я в философии – звать «лоскутная» – открываюсь как есть и как, может быть, дóлжно быть. Сто интимных частей наших будут банальными, но одна – божественной, оттого и помни́тся многим скабрёзной. Бог аморален, Он вовне рамок зла и добра. По «образу и подобию», Он нас выделал сходными с Ним Самим. Мы струсили и прикрылись рясой, тканной и нравственной. Современный наш габитус создан этикой Богу в мерзость. Я не хочу уродств.

29.

Некто может родиться в одной стране, а характером, складом частностей – быть в другой стране и тем мучиться. В окликаниях дальней родины некто чувствует близкое, понимает: это – его, его! Только поздно менять судьбу… Остаётся боль по несбывшейся родине… И в конце концов роют яму в глине певшему о песчаниках.

30.

* * *

Полуспрятана за пионами,

N красуется так эонами.

С поволокою взором прядает,

обещая эдемы с адами,

и владычествует контрастами

чёрно-белыми, преужасными.

N – созданье венерианская,

кожа белая, мушка шпанская.

Как рождённая вовне гамута,

N мишурностью не обманута.

Как пошитая из фантазии,

N есть ультра-своеобразие.

Белый ангел и чернокнижница,

N по жизни, ликуя,

движется!

31.

Маргинал маргиналов – это Адам. Во-первых, он отличался внешне. Внутренне также. Думал иначе, чем остальные. Прежде он, правда, думал, как все. И долго. Если он жил под тысячу долгих истинных лет, по Библии, то почти 900 лет мыслил как все в раю. То есть жил, как велел ему Бог, вселя его в сад Эдема, дабы возделывать и хранить тот сад. Заповедал Бог: ешь от всякого древа, но не от древа знания зла с добром, ты не ешь с него, ибо в день, в кой ты съешь с него, ты умрёшь, Адам.

Все, едя с древа Жизни, жили счастливые.

Лишь Адам, съев запретный плод, усмотрел в раю «злое». Ну, а поскольку «злого» там не было и всё было « добро зелó », как поведал Бог, то Адам, значит, «зло» придумал. Ведь не умней он Бога? Он начал мыслить очень по-своему и дух рая, данного Богом, всяко порочил.

Он, хая мир от Бога, стал мыслить ценностями, морально, так как мышление от «добра» и «зла» есть мораль, которая, зиждя «доброе», «злое» гонит.

Бог запрещал мораль, но Адам не послушал Бога, и, того мало, в лад своим выдумкам о «добре» и «зле» начал рай трансформировать и творить особое. Его выгнали вместе с Евой… Есть подозрение, что не выгнали, но они до того терзали рай ломкой «зла», как мнили, и стройкой «доброго», что рай сгинул. Стался лишь котлован, пустырь, как когда вырубают сад под какие-то «добрые», «позитивные» и «благие» планы.

Зло – от морали. Под её флагом Жизнь притесняли, мучили пытками, истребляли, жгли и травили в ходе восстаний, войн, революций. Чьё-то «добро», считая, что остальные суть не вполне «добро», но виновное «зло», казнило их.