Е. Соколан (ред.) - Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников

Особенно стыдно было приходить к нему, имея на совести блудные помыслы, — ведь ему было открыто, что именно это был за помысел. Не раз у меня батюшка обличал именно такого рода помыслы — в то время как самой ведь очень неловко было говорить о них.

Еще был случай «естественной» батюшкиной прозорливости, связанный с крещением моего папы. Папа, как я уже говорила, был «крепкий орешек», настроенный решительно против крещения. Но ведь спасать душу надо было, и батюшка, конечно, молился о папе. Настал такой момент, когда папа чуть помягчел, — в том смысле, что сопротивление его хотя и оставалось еще, но было уже не такое активное, как раньше. И вот в этот момент батюшка благословил папу немедленно крестить, так сказать, «брать тепленьким».

— Веди его прямо сейчас в храм Петра и Павла, крестите, и пусть сразу обвенчается с мамой. Потом приди доложи мне.

Все сделали, как батюшка благословил. На следующее утро я иду к батюшке «доложить», как он и велел, а батюшка сам меня встречает радостный и, опережая мой «доклад», сам говорит:

— Крестился! Все Ангелы на небесах радовались его крещению!

Батюшка нас вел так, чтобы мы не только сами спасались, но и служили спасению своих родных. Он говорил: «Надо бороться за каждую душу». Если человек, попав к батюшке, под его духовное руководство, начинал свой путь спасения, то «тащил» за собой и всю родню. Конечно, далеко не всегда наши родные становились батюшкиными духовными чадами, но с момента окормления у старца начинался дивный процесс нашего служения Промыслу Божию, хотящему «всем спастись и в разум истины прийти».

Сколько раз батюшка говорил о своих духовных чадах: за этой — три души стоят, а за этим — столько-то, имея в виду наших родных, еще не вступивших на путь покаяния. Это не значит, что мы просто должны были убеждать родных, проповедовать им Евангелие (хотя и это батюшка нам благословлял делать), но через нас совершались Богом некие духовные процессы.

Приведу несколько примеров.

Когда моего папу, недавно крестившегося, батюшка благословил причащать с некоторой степенью регулярности (организация причащения на дому и преодоления папиного сопротивления легли целиком на меня), то буквально после первого же или второго папиного причастия на меня нашло непонятное духовное состояние, которое я могу выразить только словом «маята». Я маялась и не находила себе утешения в этом безотрадном состоянии, даже Евангелие не могла читать: оно меня сильно раздражало. Сказала батюшке. А он:

— Это тебе приходится терпеть за то, что папа начал причащаться.

Или с мамой. Она побывала на исповеди у батюшки, и мы с сестрой уже успокоились, что мама покаялась за всю свою жизнь во всех грехах, как вдруг, спустя несколько лет, мама, уже будучи больной, сама изъявила желание совершить поездку к батюшке: «Мне надо батюшке кое-что сказать». Это было странно, мама особенной привязанностью к старцу не отличалась. Свозили. После этого у меня возникло какое-то искушение, я уже сейчас не помню какое, помню только, что батюшка в ответ на мои жалобы на искушение пояснил:

— А это попущено Богом тебе за то, что мама покаялась еще в одном грехе и теперь сможет пройти мытарства.

Моей подруге Ирине, терпящей среди родных скорби и непонимание, батюшкой было сказано:

— Ты думаешь одна спасаться? А как же мама, брат, сестра? Им ведь тоже спасаться надо.

Вот Ирина и терпит скорби, терпит за своих родных, за их спасение. Известны случаи, когда жена терпит скорби за мужа, сестра — за брата и т. д. Такова духовная связь между нами и нашими родными и таков Промысл Божий. «Носите бремена друг друга…»

Отдельно хотелось бы сказать о батюшкином подходе к исповеди, к покаянию.

Батюшку некоторые не понимали и осуждали за то, что он требует подробной серьезной исповеди. Подробной в том смысле, что батюшка старался «вытащить» на свет Божий темные стороны постыдных плотских грехов. Такие люди считают, что интимная сторона человеческой жизни никого не касается, даже священника, что это личное дело самого человека. Но батюшка не раз говорил, что большинство людей, идущих в ад, попадают туда именно по этой причине — по причине неисповеданных блудных грехов. Говорил, что на мытарствах нас спросят даже о мелочах. Ведь с нами рядом пребывает не только Ангел Хранитель, но и другой ангел, падший. С рождения к каждому из нас приставлен бес, который записывает все наши греховные дела, слова и помышления, которые потом представит нам на мытарствах как обвинение. Всегда говорил, что брак дан только для деторождения, а не для излишеств. Помню, говорил с болью душевной, что в наше время, когда люди не хотят рожать детей и пользуются специальными средствами — по сути, «изливают семя на землю» (Быт. 38, 9), — все эти деяния записываются сопротивными силами, и потом на мытарствах каждому такому мужчине представят сосуд с его же семенем как доказательство его греха. Так же и тем, кто согрешал рукоблудием.

Батюшка старался спасти каждую душу, к нему приходящую, надежно уготовать ей место в небесных обителях. Поэтому он не взирал на поношения в свой адрес и, если уж человек к нему попадал, считал своим долгом исповедать его так, чтобы этот человек смог незатруднительно пройти в свое время мытарства. Повторяю, что многие именно за это батюшку не понимали. А батюшка говорил: вот если портной шьет одежду наспех, некачественно, то это — брак в его работе. Так же и сапожник, если небрежно чинит сапоги. И священник — тоже так: если священник недобросовестно исполняет свои обязанности, то это брак в работе священника.

Вообще, батюшка не отвергал ни одной душеньки, приходящей к нему с покаянием. Он был далек от традиции некоторых духовников совершать «общие» исповеди за недостатком времени, за многочисленностью народа и т. д.; никакого общенародного «перечисления грехов» с целью напомнить кающимся, какие вообще бывают грехи, батюшка не совершал. А, напротив, «брался» за каждого человека, которого приводил к нему Промысл Божий, боролся за каждую отдельную душу. Боролся прежде всего так, чтобы человек ушел от него чистым, вымытым, убеленным и исцеленным — исцеленным от болезни греха.

Поэтому народ стекался к нему именно на покаяние. То, что невозможно было сказать ни одному духовнику, что могло смутить, рассердить, искусить других батюшек, — все это можно было открыть архимандриту Науму. Люди знали, чувствовали это, передавали друг другу, посылали к отцу Науму своих знакомых, привозили своих родных.

Бывало, что человек много лет ходил, мучаясь, имея на совести смертные грехи, которые стыдился, не решался открыть кому бы то ни было, и в конце концов Промысл Божий приводил его именно к нашему батюшке — и вот тут можно было открыть всю душу, нисколько не боясь непонимания, а, напротив, встречая только сочувствие, всепокрывающую любовь батюшки и его великое понимание больной грехом человеческой природы.