Е. Соколан (ред.) - Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников

Архимандрит Иоанн (Чувызгалов)

Отец Глеб Каледа писал, что это предание пришло из старины: «Действительно, в Древней Церкви была такая практика: первую неделю новобрачные жили как брат с сестрой и носили церковные венцы, сплетенные из веточек мирта. Это делалось, чтобы брак их был целомудренным, чтобы в нем преобладало духовное, молитвенное начало, чтобы молодые по-человечески, душевно раскрылись друг к другу. Только на восьмой день, по снятии венцов, они могли перейти к другим отношениям. При этом читалась специальная молитва на разрешение венцов в восьмой день (она сохранила свое древнее название и входит в Чин венчания и сейчас). Это воздержание способствовало более глубокому осмыслению всей их жизни» [57] Из книги протоиерея Глеба Каледы «Домашняя церковь». .

Отца Иоанна арестовали, когда ему было 24 года, и терзали по лагерям и ссылкам долгих семнадцать лет. Впоследствии батюшка рассказывал, что ему «повезло»: когда его избивали на допросах, он быстро терял сознание и приходил в чувство уже в камере. В результате такого «везения» ему пришлось перенести несколько операций на позвоночнике. Всю жизнь он болел, но никогда не унывал. Отличался этот пастырь и прозорливец живым характером, чувством юмора, доброжелательностью.

О прозорливости архимандрита Иоанна сужу по одному случаю.

Как-то мама попросила меня пригласить батюшку к нам домой, чтобы он ее причастил. Он и прежде не раз причащал маму на дому. Конечно, я обещала выполнить поручение, но по дороге с работы напал на меня ропот. Был будний рабочий день, ехала я в трамвае и судила-рядила, что у мамы все не как у других людей, куда ближе и удобней мне было бы зайти во Всехсвятскую церковь и вызвать священника, но нет, ей надо приглашать отца Иоанна. Ворчала я даже поднимаясь на лифте на шестой этаж. На звонок дверь открыл сам батюшка.

Я уже стояла «аки ангел»:

— Мамочка просит вас прийти ее причастить.

— Да зачем же вы безпокоились! — услышала я в ответ. — Гораздо ближе было заехать во Всехсвятскую церковь и вызвать оттуда священника. Пожалуйста, сделайте лучше так! — и дверь передо мной закрылась.

Потом он, конечно, простил мне мой ропот и часто бывал у нас. Но я получила урок на всю жизнь: роптать — это последнее дело.

У моей сестры Ольги был замечательный муж Дмитрий Андреевич. Они жили в частном доме и всегда приглашали отца Иоанна в гости. После пережитого в лагерях он часто болел и нуждался в том, чтобы прогреваться в русской бане. И они специально для него ее топили. Отец Иоанн их, еще совсем молодых, называл, как ни странно, «батюшка» и «матушка». Бывало, говорил: «А батюшка-то как меня попарил! А матушка — какой обед приготовила!» Ольга тогда и думать не думала, что ее муж станет священником, а она, соответственно, матушкой.

Когда отец Наум посоветовал Ольге и Дмитрию уехать во Владимир, отец Иоанн хоть и не без сожаления, но благословил их на переезд.

— Что ж, рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Поезжайте с Богом.

Он понимал, что там их жизненный путь изменится. Так и получилось: во Владимире Дмитрия рукоположили, и он стал служить во Всехсвятской церкви г. Владимира.

Стал он подлинно пастырем добрым. Вызвали как-то отца Димитрия причастить больного. Его путь лежал мимо дома, где жила одна старушка, прихожанка его храма. Он подумал, что надо бы и ее причастить «страха ради смертнаго», потому что она была уже совсем немощной. Было раннее утро. Отец Димитрий зашел в дом, исповедал и причастил бабушку, чему она была очень рада. Не успел он закрыть за собой дверь, как услышал голос ее дочери:

— Батюшка, батюшка! Вернитесь, она умирает…

Он вернулся и успел прочитать последование на исход души.

Личность архимандрита Иоанна оставляла глубокий след в душах молодых священнослужителей. Его школу прошел и протоиерей Николай Тетерин, ныне всеми любимый пастырь. Дорог он и нашему монастырю. Единственно уцелевший монастырский храм в честь Казанской иконы Божией Матери нам передали на Страстной седмице в 1995 году. Мы взяли благословение у владыки Афанасия отслужить пасхальную службу в разоренном храме, но найти священника не могли. Именно отец Николай согласился оставить свой Петропавловский собор на попечение своего сына — отца Василия Тетерина, сам же привез престол из домовой церкви архимандрита Иоанна (Чувызгалова), который хранился у него, и отслужил ту незабываемую пасхальную литургию.

В доме Виктора Васильевича Плешкова, где я была частой гостьей, состоялось мое знакомство с замечательным и мужественным священником.

Помню, я зашла после занятий со студентами, и сидели мы с Виктором Васильевичем в его кабинете, заставленном книжными шкафами. Раздался звонок. Он пошел открывать, а затем из передней послышались голоса:

— До каких же пор мы будем друг от друга скрываться! — это Виктор Васильевич уговаривал войти какого-то гостя.

Протоиерей Сергий Богдан

Известно: такт — это любовь. Пришедшему был настолько свойствен такт, что он никоим образом не хотел скомпрометировать хозяина дома. Такое непростое было время. Виктор Васильевич заверил, что его гостья будет рада встретиться с батюшкой. Так я познакомилась со священником села Ильинское протоиереем Сергием Богданом.

Родом он был из Белоруссии, их семью еще в 1930-е годы сослали в наши края. Но и здесь не оставили в покое: родителей арестовали за верность Богу, а сын Сережа остался с клеймом «член семьи врагов народа». При этом «сердобольные» гонители говорили парню, что им жаль его юность и не хочется отправлять его в лагерь. Ему предложили «простой» выход: встать посреди села и на глазах у всех отречься от Христа. На это он не согласился.

В результате Сережа Богдан оказался на золотых приисках Колымы. Господь так устраивал, что где бы он ни появлялся, там обязательно открывались золотоносные жилы. За это полагались какие-то добавки в рационе и другие привилегии, могли даже срок скостить, поэтому все заключенные старались попасть в его бригаду. Потом Сергея Антоновича взяли писарем в контору, потому что у него был каллиграфический почерк.

Родители Сергея так и сгинули в лагерях, а он, отбыв десятилетний срок, вернулся в Пермь.

На брак с матушкой Анастасией его благословил владыка Иоанн (Лавриненко), он же рукоположил его во иерея и отправил в Благовещенскую церковь села Ильинское.