Е. Соколан (ред.) - Поминайте наставников ваших. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Наум (Байбородин) в воспоминаниях современников

Из нашей беседы в доме В.В. Плешкова я узнала, что у отца Сергия две дочери, которых он ласково называл Еленушкой и Зинаидушкой. Оказалось, что Зиночка болеет и лежит дома с температурой. Я отправилась к ним домой осмотреть больную. С тех пор мы подружились.

Старшая дочь отца Сергия — Елена — закончила фарминститут, муж ее стал священником и служил во Владимирской епархии. И была матушка Елена во всем ему помощницей. При храме, где они служили, сложилась дружная община. Матушка Елена умерла от онкологического заболевания, и на ее похоронах люди говорили, что пришли они в храм ради батюшки, а остались там ради матушки — ради ее приветливой улыбки и доброты.

Зиночка, когда мы познакомились, училась на экономическом факультете университета.

Была она миловидной без всякой косметики, элегантной, всегда с безупречным вкусом одетой, вопреки моде в длинных юбках. Но самое главное, что всех в ней привлекало, — это ее богатый внутренний мир, родители смогли заложить в ней крепкий фундамент. В дальнейшем по благословению архимандрита Наума она стала насельницей Суздальского Покровского монастыря и приняла постриг с именем Елена. В настоящее время игумения Елена возглавляет Муромский Воскресенский монастырь, который находится на берегу Оки в бывшем имении святых Петра и Февронии Муромских.

Непростым было служение отца Сергия в те годы, это были годы хрущёвских гонений. Приходили комиссии из отдела по делам религий, шла речь о закрытии храма, задавали самые разные вопросы, и даже весьма каверзные. Так, один из членов такой комиссии спросил:

— Вот скажите, Сергей Антонович, в Библии написано, что Господь создал Еву из Адамова ребра, стало быть, у мужчин должно быть одним ребром меньше?

Отец Сергий возразил:

— Да вы знаете, у меня сосед с войны вернулся на протезе, ногу на фронте потерял; несмотря на это дети у него впоследствии рождались с двумя ногами.

Такой остроумный ответ привел комиссию в негодование. Небезынтересно, как потом на какой-то городской конференции докладчик, подчеркивая необходимость усиления атеистической работы, говорил с возмущением, приводя этот пример, что к таким священникам, как Богдан, нельзя пускать молодежь, с такими надо держать ухо востро.

Господь давал отцу Сергию мудрость выходить из самых сложных ситуаций, и храм в Ильинском закрыт не был. Батюшка, любимый своими прихожанами, прослужил в нем до конца своих дней.

Отец Сергий не дожил до времени возрождения православия в России и открытия монастырей. Его здоровье было подорвано в ГУЛАГе. Он умер от инфаркта миокарда в 1981 году.

Отец Михаил Лукканен (1914–1987) родился в Эстонии. В русском варианте его фамилия была Луканин, а на эстонский манер — Лукканен.

Он получил классическое образование от преподавателей дореволюционных духовных школ в Парижском богословском институте преподобного Сергия Радонежского. Разумеется, отец Михаил прекрасно говорил по-французски. До войны он служил священником в эстонском городе Нарве.

Судьба его сложилась более чем драматично.

Началась Вторая мировая война, шел передел границ европейских государств. Двадцатишестилетний иерей Михаил решил покинуть Эстонию, где уже пахло порохом и гарью. На железнодорожном вокзале он посадил в вагон свою матушку — юную Тамару Саввишну, на руках которой была их девятимесячная дочь Наташа. Вместе с ними уезжал шурин — старший брат Тамары Саввишны.

Устроив семью, батюшка решил пройтись по привокзальным магазинчикам, чтобы прикупить в дорогу провианта. На беду в это время в здании вокзала взорвалась бомба. Перрон оцепили, и отец Михаил не смог прорваться к поезду, который уносил в неизвестность самых дорогих и близких ему людей.

Только после войны он смог разыскать жену и дочь. Шурин увез их в Америку, а тогда был «железный занавес». Так он больше никогда и не увидел жену и дочь. Они только переписывались и обменивались фотографиями.

В августе 1940 года Эстония вошла в состав СССР, а в 1941-м отца Михаила сослали на стройку в Пермскую (тогда Молотовскую) область. В 1943 году, в связи с изменением курса правительства в отношении религии, батюшка был освобожден с правом служения в Пермской (Молотовской) епархии.

Прихожане любили отца Михаила за ревностное отношение к пастырскому долгу и многие другие качества, особенно как искусного проповедника. Сотрудница краеведческого музея рассказывала, что однажды они обратились в епархию с просьбой прислать священника, который объяснил бы музейным специалистам назначение богослужебных предметов, хранившихся в запасниках. Пришел отец Михаил Лукканен. Он взял потир, поставил на ладонь и произнес евангельские слова: И Он сказал: жажду (Ин. 19, 28). Это прозвучало так исключительно проникновенно и строго, что сотрудники музея, в основном по сути атеисты, остались под глубоким впечатлением от этой встречи.

Протоиерей Михаил Лукканен

Священникам не разрешали общаться с молодежью, и мы, студенты, что называется, «не лезли на глаза», хотя всегда с нетерпением ждали выразительных проповедей отца Михаила. Говорил он отрывисто, чеканя слова и немного в прононс. Дорого было слышать его краткие и емкие проповеди в Великий пост. Уже в Прощеное воскресенье он призывал этот подвиг начинать с высокого. А именно простить всех, уничтожить в своем сердце каждую даже малую обиду:

— Все мы знаем, что Господь дал апостолу Петру ключ от райских врат. Значит, есть тот ключ и есть те двери. Сегодня, в Прощеное воскресенье, этот ключ чудесным образом оказывается в руках каждого из нас. Аще отпущаете прегрешения человеком, и Отец ваш Небесный отпустит вам согрешения ваши (Мф. 6, 14).

Можно привести пример, как на общей исповеди он говорил о зависти:

— Вот вы завидуете. Скажите, от того, что вы завидуете, у вас прибывает? Нет. А у тех, кому вы завидуете, убывает? Тоже нет. А на душе как? Грязно, гадко, нехорошо. Ну зачем мы будем завидовать?

И представлялась очевидной совершенная нелепость такой черной страсти, как зависть.

Вообще же в бедах и печалях отец Михаил предлагал искать собственную вину — наши грехи, а потому говорил:

— Мы сами себя мучаем, сами себя наказываем, сами себя терзаем.

Как же это точно!

В Крестопоклонную неделю Великого поста по окончании службы мы слышали с амвона его проникновенные слова:

— И я, как пастырь ваш, поклоняюсь кресту каждого и каждой из вас.

Слова эти касались глубин души, и мы уносили в своем сердце искру святости.

Однажды во Всехсвятской церкви отпевали священника, о котором прихожане знали, что он временами крепко выпивал и не мог справиться со своей слабостью. Известно, что служителей Церкви судят особенно строго, без всякого снисхождения, будто это не такие же люди со своими слабостями.