Антоний Храповицкий - Собрание сочинений. Том I

Со времени составления этой записки прошло 6 лет. Религиозное и нравственное растление русского народа и русского общества идет все глубже с ужасающей силой, польское католичество, немецкий баптизм и русская хлыстовщина отторгают от Церкви десятки тысяч пасомых, а еврейский атеизм и того больше; церковная дисциплина расшатывается в самых основаниях; смелые слова отрицания Церкви раздаются из уст и из-под пера священников не только в печати, но и в Государственной Думе; составляются даже союзы духовенства для введения в России реформации; в этом направлении издавались и продолжают издаваться некоторые духовные журналы; но остаются без достойной отповеди десятки штундистских, латинских, магометанских и хлыстовских журналов и газет, надменно поносящих иерархию и духовенство и несравненно более популярных, чем издания наших академий. Некоторые епархиальные архиереи, многие иереи и иноки борются с церковным растлением, но делают это дело каждый для своей епархии: народ русский не имеет общего пастыря, а Церковь Русская в ее целом не имеет ответственного попечителя – она является как выморочное достояние, как res nullius (лат. – «ничья вещь». – Прим. ред.), а не как единая Христова рать в борьбе со своими усилившимися и умножившимися врагами; этим дали «свободу совести», свободу печати, свободу слова, свободу подкупа, подлога, шантажа и клеветы, а «господствующей» Церкви пока не вручено того, что ей дал Божественный Дух – не дана ей глава!.. Но может ли бороться с врагом армия при наличности 75 самостоятельных военачальников, не объединенных высшими полководцами? А «господствующая» и воинствующая Церковь и находится-то в таком жалком положении! До 1905 года, худо ли, хорошо ли, ее охраняла власть мирская, а ныне она лишена этой охраны, но и себе самой не предоставлена: спутанного по ногам коня охраняли от волков пастухи, а потом отошли и сказали: «Борись сам за себя с хищниками», – но ног ему не распутали: уцелеет ли он от волчьих зубов?..

Нам припоминается глубоко трогательная челобитная монахов Нового Иерусалима к московскому царю, блаженной памяти Феодору Алексеевичу, о возвращении к ним из далекой ссылки строителя монастыря, святейшего патриарха Никона: «Молим твое богоподобное благоутробие! Возврати пастыря стаду, приставь главу к телу, да вкупе с нами возрадуемся о царе своем и прострем свою молитву о твоем боголюбезном здравии и спасении!»

Тихвин монастырь, 13 декабря, 1911 года.

Ответ на такой вопрос начнем с другого вопроса: может ли быть что-либо более противоположное между собою, как монархический абсолютизм и демократическая республика? Эти два строя ни в чем между собою не согласны, но они сходятся в одном: не сам по себе тот и другой строй в этом сходятся, а вот недавно бывший русский абсолютизм и оппозиция, в последние дни ставшая во главу общественной жизни, сходились между собою в одном приеме управления, и дай Бог, чтобы это вовсе не трогательное единодушие не было продолжено и на дальнейшие годы русской жизни.

Пора сказать, в чем сходились два противоположных течения? Увы, в недобром деле. В порабощении Церкви государственной власти. Это было незаконно в период монархии, которая на каждом коронационном торжестве читала Символ веры, и царские уста неизменно произносили: «…во едину Святую Соборную и Апостольскую Церковь». Незаконно это и при либеральном управлении, которое обещает свободу и самоуправление на все стороны, но лишает той и другой ту отрасль жизни, которая по самой природе своей и по слову Божию должна быть свободна при всяком образе правления и, несомненно, пользовалась и пользуется большею свободой даже в магометанской Турции, чем в России.

Когда в 1905 году вырабатывались в особом присутствии новые законы в духе 17 октября, устанавливались начала Законодательных Палат и возвещалось, где находили возможным, начало автономии, когда принимались во внимание голоса и либеральных ученых, и администраторов, то и тогда принцип церковного порабощения не был сдвинут ни на одну йоту, министерство двора и военное министерство сохраняли известную независимость от Государственной Думы и Совета, Церковь же вошла в подчинение им наряду с прочими министерствами, а монарх по-прежнему считался ее главой в России вопреки священным канонам.

Любили упрекать духовенство за раболепство перед царскою властью и чиновниками, но когда, бывало, скажешь либеральному ли Столыпину или светскому генералу с немецкою фамилией о том, что пора положить конец двухсотлетнему вдовству нашей Церкви, что во всем мире нет Поместной Православной Церкви, лишенной общего для чад ее высшего пастыря, что такого имеют в России вероисповедания не только именующие себя христианскими, но и магометане, и буддисты, то ваш собеседник, будь он либерал или консерватор, принимает выражение старого директора, у которого ученики младших классов запросили позволения на какие-либо невозможные в их возрасте вольности, и почти тоном выговора начинает толковать об опасности папства, о том, что русский патриарх может заменить собою особу государя (так говорил мне Столыпин в 1906 году, когда с трибун кричали о совершенном упразднении духовенства), об инквизиции даже, и о чем угодно. Только о пользе самой Церкви, о поднятии религиозности в народе никто не говорил и не говорит. Почему? Потому что ни те, ни другие такой пользы и не желают… Я прекрасно сознаю, насколько невыгодна позиция обличителя-пессимиста. Кто хочет добиться каких-либо желательных ему общественных мероприятий, тот и при плохой игре принимает веселое выражение, как говорится во французской поговорке, но очень переболела душа моя за 45 лет сознательной жизни, чтоб еще хитрить на исходе дней своих; с 9 лет от роду терзался я, наблюдая жизнь русской Сандрильоны, т. е. Православной Церкви, а сегодня мне исполнилось 54. Не лгал я в молодости, а в старости сваливать вину на одну правую сторону общественной жизни, когда в том не менее виновата и левая, может быть, и выгодно для убеждения читателей, но грешно.

Впрочем, начнем сначала: как было дело при монархическом правлении. Не буду я здесь подобен тому животному, которое лягало раненого льва, потому что не пишу почти ничего сверх того, что я писал в докладных записках Святейшему Синоду осенью 1905 года (такие записки потребованы были от всех епархиальных архиереев и отпечатаны в официальном органе) и что перепечатал в 1912 году в новом журнале «Голос Церкви» по просьбе редакции; затем, летом того же года, я там же поместил ответ на одно возражение под заглавием «Беды от лжебратий». В этих статьях я сетовал на полное подчинение высшей церковной власти, т. е. Святейшего Синода, светскому чиновнику с немецким названием обер-прокурор и доказывал, что обер-прокурор имеет над Святейший Синодом в управлении Церковью более власти, чем имел патриарх, которого власти так неискренно опасались влиятельные лица государства и общества. Именно патриарх должен был руководствоваться ясно выраженным смыслом 34-го канонического правила св. Апостолов. Впрочем, прежде чем привести это правило, нужно напомнить ту азбучную истину, что высшая авторизация всякой правды для православного христианина – это голос Вселенских Соборов, авторизовавших и самое Евангелие в том смысле, что христиане признают не 12 книг, именующих себя Евангелиями, а только 4, руководясь указаниями Вселенских Соборов, а прочие 8 признают подложными. Точно так же и послания св. апостолов мы различаем подлинные от неподлинных и богодухновенные от обыкновенных человеческих, руководствуясь теми же указаниями Вселенских Соборов, а не чем-либо другим. Существует 15-е послание ап. Павла к лаодикийцам, о котором он упоминает в Послании к Колоссянам; существует подлинное послание ап. Варнавы и два послания Климента (из 70-ти), которые уважаются Церковью, но не считаются словом Божиим, как те творения апостолов или учеников, которые вошли в Новый Завет. Итак, 34-е правило св. Апостолов (всего 85 таких правил, авторизованных шестым и затем седьмым Вселенским Собором) гласит следующее: «Епископам всякого народа подобает знати первого в них и признавати его яко главу и ничего, превышающего власть их, не творить и без его рассуждения; творить же каждому только то, что касается его епархии и до мест, к ней принадлежащих. Но и первый ничего не творит без рассуждения всех. Ибо тако будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святой Дух».