Петр Малков - Возлюбивший Христа. Святоотеческие толкования на книгу Иова

Конечно же и антиохийцы, стремясь к историзму и реализму в понимании Библии, в то же время не отрицали, что отдельные тексты Писания помимо буквального могут иметь и иносказательный смысл. Вместе с тем для антлохийцев именно необходимость придерживаться буквального толкования была надежной гарантией от уклонения в ересь через ложную интерпретацию Писания 65. Для антиохийцев также оказывается очень важен нравственный смысл Библии, ибо именно Священное Писание дает христианину ясный образец святости, чистоты, совершенства.

Этот морально-нравственный принцип понимания Библии, собственно говоря, является одним из основополагающих при толковании Священного Писания в любой православной экзегетической традиции вообще – как на христианском Востоке, так и на христианском Западе. Как замечательно об этом пишет западный Святой Отец – святитель Григорий Великий в своих «Моралиях на Иова» (речь об этом произведении еще впереди), «Священное Писание представляется перед оком ума как зеркало, в котором мы видим наше внутреннее лицо. В нем мы познаем наше уродство и нашу красоту. Там мы узнаем, насколько мы преуспели и как далеко находимся от цели. Оно же рассказывает о делах святых и этим побуждает к подражанию сердца слабых» 66.

При характерном для антиохийской экзегетической традиции «буквалистском» и «историческом» подходе к Библии для нее было, однако, очень важно не останавливаться лишь на филологических и морализирующих «штудиях», но стремиться, избегая крайностей аллегоризма, разглядеть в Писании его духовный пласт, увидеть в порой вполне житейских событиях Ветхого Завета область присутствующей здесь богоооткровенной тайны. Следует признать, что в сочинениях некоторых экзегетов антиохийской традиции этот принцип остался практически не реализован. И произошло это именно потому, что такие толкователи (например, Феодор Мопсуэстийский) целиком и полностью отождествили само содержащееся в Писании Божественное Откровение с его буквой, с его текстом, не видя в нем вообще никакой возможности для возвышенного духовного толкования.

Лучшие же представители Антиохийской школы – к их числу мы относим в первую очередь святителя Иоанна Златоуста и блаженного Феодорита, – настаивая на преимуществах буквально-исторического метода экзегезы над методом аллегорическим, в то же время постоянно возвышали свою мысль и до того способа толкования, который традиционно принято именовать типологическим.

Что же такое типологический метод толкования Священного Писания?

Для начала здесь, наверное, стоит припомнить известную формулировку блаженного Августина, которая наверняка поможет нам понять все то, о чем будет сказано в дальнейшем. По его мысли, «в Ветхом Завете сокрыт Новый, а в Новом – раскрывается Ветхий» 67. Именно на этом принципе неразрывной органической взаимосвязи двух Заветов и зиждется типологическая экзегеза.

В основе именования интересующего нас метода типологической экзегезы лежит понятие «τύπος», в переводе обозначающее «образ», «прообраз», «образец». Его использование при изъяснении Священного Писания Святыми Отцами подразумевает, что благочестивый и вдумчивый толкователь призван обнаружить в Ветхом Завете некие типы – образы, прообразы, прямо предуказывающие на лиц, на исторические факты и на духовные реалии, осуществившиеся лишь в Новом Завете – с пришествием в мир Христа. Тем самым, говоря кратко, смысл типологического толкования «заключается в том, чтобы явить в минувших событиях прообраз событий грядущих» 68. Об этом неоднократно пишут и Святые Отцы. Так, святитель Григорий Великий говорит: «...сила Священного Писания описывает прошедшее, с тем чтобы выразить грядущее...» 69

Святитель Василий Великий, объясняя смысл таких прообразовательных толкований, приводит в то же время и примеры различных ветхозаветных типов, припоминая при этом образы ветхого и Нового Адама, воды, изведенной ударом жезла Моисея из скалы в Мериве (см.: Чис. 20:1–13), манны, подаваемой Богом евреям во время их странствия по пустыне (см.: Исх. 16:13–35), вознесенного Моисеем на знамени медного змия (см.: Чис. 21:4–9). Он пишет: «...прообразование есть выражение ожидаемого в уподоблении, которым назнаменательно предуказуется будущее. Так, Адам – преобразование будущего (Нового) Адама, и камень прообразовательно есть Христос, а вода из камня (см.: Чис. 20:11) – преобразование живоносной силы Слова. Ибо сказано: аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет ( Ин. 7:37). И манна – прообразование животворящего Хлеба, сошедшего с небес, а змий, поставленный «на знамени» (см.: Чис. 21:9) – спасительного страдания, довершенного Крестом; почему и взирающие на него (змия) спасались» 70. Подобные же примеры ветхозаветных прообразов грядущих новозаветных событий приводит и часто использовавший в своих творениях типологическое толкование святитель Иоанн Златоуст: «иное в Писании должно понимать так, как сказано, а иное в смысле переносном... А иное нужно принимать в двояком смысле, чувственном и духовном, – как, например, в событии с сыном Авраамовым (см.: Быт. 22): мы видим, что сын был приносим в жертву, но под этим действием с сыном разумеем и нечто другое, таинственное, именно – Крест. Также в агнце египетском мы видим образ страданий (Христовых)» 71.

Следует иметь в виду и то, что хотя, с одной стороны, ветхозаветный прообраз-тип неразрывно связан со своей новозаветной реализацией, со своим исполнением (Златоуст вновь и вновь свидетельствует о том, что «прообраз не противоположен истине, но сроден ей» 72), с другой стороны, само его это исполнение значительно превосходит собой образ и с ним далеко не во всем совпадает. Как говорит святитель Иоанн Златоуст, ветхозаветному «образу надлежало заключать в себе менее, чем [прообразуемая] истина; иначе это не было бы образом будущего. Поэтому здесь [будущее] предначертано было только как бы в тени» 73.

Тем самым, по мысли того же святителя Иоанна Златоуста, ветхозаветный «образ не должен быть совершенно чуждым истине – иначе он не будет образом; но, с другой стороны, он не должен быть и равным истине – иначе он будет самой истиной, а должен оставаться в своих пределах, и не иметь всего, и не быть лишенным всего, что имеет истина. Если бы он имел все, то был бы самой истиной, а если будет лишен всего, то не может быть образом; но он должен одно иметь, а другое оставить истине. Итак, не требуй от меня всего в событиях Ветхого Завета; но если получишь некоторые малые и неясные намеки, принимай это с любовью» 74.

Итак, в типологии (или, как зачастую называли этот способ толкования антиохийские экзегеты, в «теории») всегда присутствует новозаветная перспектива. Обнаруживаемые в Ветхом Завете типы являются пророческими образами, указывающими на грядущего Спасителя и Господа, на обстоятельства Его земного служения и Его Искупительного подвига, а также на близящееся основание Церкви Христовой как хранительницы и источника благодати и освящения. Так, по утверждению святителя Григория Великого, «всем истинно сведущим ясно, что Священное Писание стремится на каждой из своих страниц предвещать Искупителя мира...» 75