Андрей Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

На Востоке, по турецким законам, погребение почивших совершается в первые сутки по их смерти. Поэтому погребение о. архимандрита совершено было в самый день Благовещения. В этот день, пред литургией, тело почившего духовенством Русской Миссии было перенесено в соборный храм Миссии, и по окончании литургии, в 10 часов, совершена была духовенством Миссии панихида. В 2 часа пополудни прибыл в соборный храм Миссии Его Блаженство Блаженнейший Герасим, Патриарх святого града Иерусалима и всея Палестины 791, и в сослужении со многими митрополитами, архимандритами и иеромонахами при пении греческого патриаршего хора и певцов Русской Миссии торжественно совершил чин отпевания. Во время отпевания, по прочтении Патриархом святого Евангелия, архимандрит Иерусалимской Церкви Фотий 792с величайшим одушевлением произнес весьма продолжительное и весьма красноречивое слово, в котором, с ораторством церковного витии, изобразил ученые и административные заслуги почившего и скорбь страны Палестинской о его кончине. Затем произнес краткую речь временно находящийся в Иерусалиме профессор Казанской <���Духовной> Академии С. Терновский . Он сказал следующее:

Почивший о Господе всечестной отец архимандрит]

Так недавно еще ты беседовал со мною о кончине преосвященного Феофана 793 , человека великого по вере, благочестию и богословскому ведению и сильного по религиозным убеждениям, которому и ты вполне во всем этом был подобен и с которым ты находился всегда в ближайшем духовном общении. А ныне ты сам уже последовал за ним в вечную жизнь. Так один за другим сходят в могилу русские люди великой религиозной мысли и жизни.

Всегда занятый вопросами высшего ведения, ты однажды спрашивал меня: «что такое бытие?» Не моему слабому слову надлежало разъяснять для тебя этот вопрос, да и сам ты сознавал, что ограниченному человеческому разуму невозможно постигнуть тайну бытия, невозможно познать: «откуда мы приходим и куда идем». Ты всегда сознавал, что жизнь и смерть наша в руце Господа, и всегда верил и вручал свою жизнь святой воле Божия Провидения. Поэтому скажем от лица твоего при гробе твоем: Да будет воля Господня.

Но когда мы размышляем о значении жизни при гробе твоем, невольно припоминаются нам слова великого Московского святителя Филарета: «Не напрасно, не случайно жизнь от Бога нам дана» 794 . Кто не получит при твоем гробе полной уверенности в правдивости этих слов!

Кто не уверится, что жизнь человеческая имеет высокую цену и высокое значение, при виде этого гроба, где лежит почивший отец архимандрит, скончавшийся в старости доброй, более полвека беззаветно прослуживший Церкви Божией и более четверти века бывший представителем Русской Церкви здесь, в Святом Граде, назидавший, руководивший и успокаивавший чад Церкви Православной Русской, стекавшихся сюда из различных мест нашего дорогого Отечества?

Твое служение здесь было особенно ценное для Русской Церкви служение; служение ответственное, трудное и обширное, особенно до времени открытия здесь деятельности Императорского Русского Православного Палестинского Общества. Но не мне, временному здесь паломнику, видевшему тебя только в последние месяцы твоей жизни, и не в краткой надгробной речи распространяться о заслугах твоего здесь служения. Это заслуживает особого, подробного и обстоятельного повествования, которое, надеюсь, не замедлят составить люди, давно и близко знакомые с твоею благотворною деятельностью. Говоря вообще, мы, русские, во многом, весьма во многом пользуемся теперь здесь результатами положенного тобою доброго начала и должны принести тебе за то великую благодарность.

Обращу внимание еще на одно, что заставляет историю положения русских в Палестине связывать с твоим именем. Побуждаемый величием своего дела, ты необычайно долго, в течение 28 лет, и всегда с одинаковою преданностью своему святому делу, был представителем здесь Православной Русской Церкви. Ты давно мог иметь служение на родине, более почетное, в высшем иерархическом сане; но никогда, до последних дней жизни, и не подумал оставить здешнее служение.

Да помянет Господь эту неизменную преданность твою месту твоего служения до конца твоей жизни!

Да подаст Господь силу и успех и другим русским деятелям в Палестине к неослабному и благотворному действованию в этой священной стране!

Я вижу громадное стечение молящихся при твоем гробе и уповаю, что многие из здесь присутствующих, храня о тебе добрую память за твои добрые к ним отношения, из глубины души воззовут ко Господу: да сотворит Он тебе вечную память.

Но не о здесь предстоящих только должно быть мое слово. Не одни их молитвы вознесутся за тебя ко Господу. Немало молитв вознесется о упокоении души твоей от тех многочисленных паломников Земли Русской, которые на короткое время посещали святые места и отбыли на родину, храня о тебе доброе воспоминание. В долговременное твое здесь правление таких паломников здесь перебывало много тысяч.

И на первом месте из числа этих временных пришельцев в Святую Землю, сохранивших о тебе добрую память, будут люди науки.

Получив высшее образование в одной из высших школ России, в Киевской Духовной Академии, ты и по отбытии в чужие края сохранил до последних дней твоей жизни глубокую преданность науке и научным интересам. Сколько я мог заключить из одного разговора с тобою, самое первоначальное переселение твое на службу за границу главным образом обусловливалось для тебя той мыслью, что «здесь удобнее заниматься наукой».

Памятником твоей любви к науке служат твои сочинения, оставшаяся после тебя библиотека и археологический музей, драгоценными древностями которого с благодарностью пользовались часто и инославные ученые, отзываясь о тебе с уважением, как о достойном представителе русской богословской науки на Востоке 795 . Не обязана ли русская наука после этого сохранять о тебе добрую память?

Но ты не ограничивался только тем, что сам занимался наукой, и не для себя только собирал книги и памятники. Ты сердечно сочувствовал всем людям, занимающимся богословской наукой, и твои богатые сокровища были радушно открыты тобою для всех ученых, которые к тебе обращались.

Как воспитаннику той же Киевской Академии, мне хорошо известно, что ты всегда относился с величайшим участием к судьбам родной Академии, обогатил ее музей ценными памятниками и рукописями, стоял в живом общении со многими представителями Академии.

Чтя твои заслуги, Академия давно избрала тебя в число своих почетных членов и еще недавно в полном составе своем почтительно вспомнила о пятидесятилетнем служении твоем Церкви Божией.