Андрей Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Давно уже русское общество иерусалимское, а можно сказать и все общество городское, занимает таинственное исчезновение одной поклонницы, бывшей игумении С°. Передается дело так. Почтенная инокиня во время «Кирилловской истории» (1872–1874 гг.) разыгрывала роль какого-то агента между русскими и греками, за кого стоя и против кого воюя – вероятно, и сама того не понимая. Наши приживалки иерусалимские чрезвычайно падки вообще на «политическую» деятельность или по крайней мере представительность и от нечего делать суются во все, и особенно в домашние дела Патриархии. По долготерпению или по расчету их терпят и владыки и архимандриты (им же несть числа) святогробские и особенно временные игумены городских монастырей-гостиниц. Не диво потому, что и С° в чем-нибудь переступила границы своего прямого долга, и вот, по жалобе нашей Духовной Миссии, консул получил приказ объявить ей, чтоб она оставила Иерусалим. Объявление последовало, но изгоняемая предъявила, что ей не на что выехать. И, действительно, старица жила чуть не подаянием. Она надеялась, что Св. Синод, в ведомстве которого она естественно находится, пришлет ей на выезд 200 р., и требовала отсрочки своего выезда. Но консул настаивал на немедленном отъезде и предложил ей даровой билет на пароходе до Одессы, угрожая, в случае отказа ее, отправить ее силою. Накануне назначенного для отъезда дня ее не стало. Если не ошибаемся, все это происходило в последней трети сентября 1879 года. С тех пор – ни слуху ни духу о почтенной игумений! Производились самые тщательные розыски со стороны консульства и на Постройках наших, и в городе, и во всех окрестностях. Сам г. консул ездил, говорят, именно для этого самого, и на Иордан, и в Вифлеем, и в Яффу, и даже в Лавру св. Саввы, куда нет доступа ни одной женщине. Искали беглянку и в тайниках монастырей греческих, и в арабских домах, и даже у елеонских сестер-кармелиток, куда не допускаются и самые католики ни под каким предлогом, и – все было напрасно! Отворивши запертую келью ее, нашли большую часть имущества ее оставленным там на произвол судьбы, в том числе золотые часы и пачку денежных билетов. Дело должно было представляться потому серьезным. При всем том кажется никому не пришло на мысль, что бедная женщина могла наложить на себя руки. Можно представить, к каким толкам городским подала повод эта неудачная расправа властей наших с ослушницей. Где теперь она, никто не знает.

После таких дивных случаев что еще остается сказать занимательного корреспонденту «Церковного Вестника». И то я уже боюсь, что какие-нибудь пуристы найдут сообщаемое мною не соответствующим строгому и серьезному характеру церковной газеты. Но где же, как не в церкви, под ее выносливым покровом и часто даже во имя ее, творятся упомянутые дела и поведанные случаи? Когда, помнится, какой-то умопомешанный француз издал объявление в Иерусалиме, что в такой-то день последует его всенародное вознесение с горы Елеонской на небо, то в несколько дней перед тем французское консульство сумело низвести его с гор Иудейских незаметно в Яффу, а оттуда и на «французское» (по памятям Крымской войны) Средиземное море, и вышел «шумной истории тихий конец»! Наши же князья-самодуры и разные темные приживалки иерусалимские, посмотрите, как упрутся и какого гвалту наделают, когда наступит нежданный принудительный момент их вожделенного возвращения в Отечество! И какая французская богомолка потребует, подобно нашей, от своего Синода 200 р. на возвращение?

У нас на Постройках, по милости Божией, все обстоит благополучно. Поклонники с каждым русским пароходом все прибывают. Наберется нас к Святой, думаю, тысяч до двух. Впрочем, после Крещенья немало из «неимущих» намерены отправиться восвояси. Жить тут хотя и не безмерно дорого, но заживаться неудобно. Очень может быть, что первым из отъезжающих буду я. О, если бы попасть в компанию их сиятельств!

Забыл упомянуть, что принятая святогробской общиной на себя постройка церкви на месте встречи Господа сестрами Лазаря приведена к концу. Теперь строится при ней и малый приютец. Достойна похвалы и мысль строиться там и самая спешность, с которою она приводится в исполнение. Строитель церкви о. архимандрит Спиридон 489затратил на доброе дело немалый капитал, оставленный ему покойным «святым Петром», т. е. владыкою Мелетием приснопамятным. Теперь поклонников наших, посещающих Вифанию, уже непременно ведут и на место встречи, где им предлагается радушное угощение чашею студеной воды 490, по Евангелию, а нередко и чаем, с поднесением им, по обычаю, и записной книги. Дело начинает, как говорится, спориться.

Возобновилась постройка и нашей Елеонской церкви. Один боголюбец из г. Соликамска 491прислал на доброе дело тысячу рублей, да из Москвы ожидается триста 492, да здесь на месте пожертвовано около того же числа. На деньги эти стены здания выведены почти до самых сводов. Выходит великолепный храм в чистом византийском стиле. На зимние месяцы последует неизбежная остановка работ. А там по весне… Бог милостив! Так, я слышал, говорят люди, близкие к делу.

Камзолов

Иерусалим, 20 декабря 1879 г.

Печатается по публикации: Церковный вестник. 1880. № 1. С. 9–11.

(Зима; праздники Рождества и богоявления; молебствия)

Жители Святого Града пережили несколько дней, в которые им нелегко было узнать свой родной город. После почти двухмесячной засухи, происходившей от постоянно дувшего восточного (из-за Мертвого моря) ветра, в половине декабря небесная синева наконец подернулась серыми облаками, несшимися быстро и шумно с запада от Средиземного моря. Упавшее духом население подняло голову. После теплой минувшей зимы, сопровождавшейся неурожаем на хлеба (пшеницу и ячмень) и на самый доходный продукт края – маслины, все непомерно вздорожало. Мера пшеницы дошла в начале декабря до 50 пиастров (около З 1/ рублей кредитных) в базарной цене, чего, как говорят, давно уже не бывало тут. Бедные люди положительно не знали, что делать. А тут еще беспрестанные колебания константинопольского денежного рынка, по необходимости отзывающиеся во всех суставах злополучной оттоманской экс-империи, все мелкие счеты и расчеты обыденного существования бедняков поставили вверх дном.

Но возвратимся к погоде. С 1-го декабря по 15-е стояла, по-здешнему говоря, холодная погода. Термометр постоянно колебался между 5° и 6° тепла. 15-го числа вечером пошел настоящий наш осенний дождь. Следующий день почти весь дождило, а ночью под 17-е число выпал сразу снег в поларшина толщиной. Отвыкшему от такого зрелища глазу не верилось, что перед ним, например, белеет столько знакомая, изжелта-серая Елеонская гора, для которой немыслимым представлялся никакой другой цвет. Целый день затем еще порошило, так что 18-го числа можно было видеть по всем направлениям настоящие снежные суметы. Все дороги к городу были занесены. По Яффской перестали ходить тележки, заменяющие здесь собою наши дилижансы. Осталось только верховое сообщение с морем, и то – весьма опасное. Говорили, что один почтарь совсем замерз дорогой, а другой не был отыскан. Даже в Яффе – неслыханное дело – снег в четверть толщиною лежал в апельсинных садах – часов 7 или 8, грозя хозяевам непоправимой бедой.