Сергей Фомин - Пастырь Добрый

      Я удостоился великого счастья служить вместе с о. Алексеем алтарю Божию, — и за все это продолжение моего служения ни разу не мог заметить, чтобы Батюшка служил холодно, рассеянно или по привычке. Он всегда горел, вникал в каждое слово молитвы, жадно, поспешно, словно боясь упустить миг духовного восторга. Часто он и плакал, особенно во время слов: «Приимите, ядите…» или «Пийте от нея вси». Этот плач соблазнял иногда некоторых стоявших в алтаре духовных, особенно монашествующих: книжников и формалистов. Но Батюшка ни на кого не обращал внимания и только в интимном разговоре говорил иногда: «Ты слышал, отец… сегодня говорил, что я искусственно вызываю слезы? Знаешь, дорогой, если у тебя нет чувства, то никакими стараниями слезы не появятся. Так и ты, если у тебя появились слезы в молитве, — не стыдись их, это дар Божий, и что люди говорят, не важно, когда–нибудь и они поймут нас с тобою». Да, только непонимающий мог говорить о Батюшке, как об артисте.

   Я почти всегда сослужил Батюшке в совершении таинства Тела и Крови Христовой и видел сам, каким искренним умилением дышало лицо его, и как его слезы захватывали и меня и заставляли также плакать, пригнувшись к престолу. Да, «много может молитва праведного», и сколько непонимающих, критикующих и ожесточенных убеждалось впоследствии в великой силе и мощности этих слов. Великого молитвенника похоронили мы, и многие, кто не ценил его при жизни, начинают по смерти его чувствовать эту тяжелую потерю.

Дорогой духовный сыночек… Очень рад, что ты съездил в скит и успокоился. Что касается меня, то не думай — я очень рад, что ты, относясь ко мне с доверием, открываешь все свои тайны, а тайны эти общечеловеческие, которые мне открывались тысячами людей, и я хорошо знаю, как они тяжело переживаются и, конечно, любя тебя, я горевал вместе с тобою отеческою любовью и молился усердно за тебя Господу Богу, чтобы скорее окончился у тебя этот период тяжелого переживания. Как ты меня порадовал, передавая о себе, что у тебя светло и хорошо на душе, и искушение у тебя по приезде из скита совсем прекратилось. Ну и слава Богу! Видишь, как милостив к тебе милосердный Господь, дорогой…, и будь спокоен, твердо верь в Бога и Его Премудрый Промысел. Он оберегал тебя во всем, относился, как нежно любящая мать, будет продолжать Свое милосердие к тебе и впредь. Помни, что ты, хотя и взрослый, но по духу — слабый младенец, и поэтому нельзя давать непосильной ноши, и Милосердный Господь устроит все по–хорошему. Ты пишешь, что у тебя появилась снова сила молитвы, и пользуйся этим, молись поусердней Господу Богу, читай покаянный канон Господу Иисусу, псалтирь, Ефрема Сирина, и все пройдет. Окончатся и все твои переживания, навеянные, несомненно, от лукавого. Очень рад, что ты 21 и 22 июля молился в нашем Николо–Кленниковском храме так хорошо, как давно не молился, за обедней и всенощной проповедовал, и очень хорошо. Я очень рад. Мне хотелось бы, чтобы ты взял на себя труд раз в неделю беседовать с народом в храме о жизни русских святых. До скорого свидания. Твердо верю, что по временам появляющаяся у тебя тоска скоро исчезнет совсем…. Грешн. богомолец Алексий.

   Это письмо дышит любовью и непоколебимой верой в Господа. Чувствуется, как Батюшка, переживающий сам радости и скорби своих чад духовных, — радуется всем существом своим, что один из его любимых сыновей был утешен и появившейся вновь силой молитвы и богослужением в храме. Правда, Батюшка в приведенных письмах ничего не пишет о Св. Причащении, но я коснусь этого, потому что Батюшка считал это Святое Таинство одним из самых могущественных средств к возгреванию в себе любви, молитвы и духовного восторга.

   В большинстве православных храмов очень редко можно наблюдать большое число причастников. Почему–то установился взгляд, поддерживаемый, как это ни странно, и некоторыми пастырями, что часто причащаться грешно, что будто бы мы недостойны столь часто приступать к вечери Христовой, сколь часто приступали апостолы и первые христиане. «Те–де были святые люди, а мы грешники». И сокращалось участие в Евхаристии до двух, а иногда и до одного раза в год — Великим постом. В остальные же дни, даже праздничные, кроме младенцев, редко кто подходил к Источнику безсмертия.

   Батюшка указал, что не для праведных, а именно для грешных установлено сие таинство, и побуждал своих духовных чад к частому причащению. «Не говори, что ты недостоин, — учил он нас. — Если будешь так говорить, то никогда не будешь причащаться, потому что никогда не будешь достоин. Не мы созданы для Причастия, а Причастие для нас. Именно мы, грешные, недостойные и слабые, более чем кто–либо нуждаемся в этом спасительном Источнике». У Батюшки всегда, ежедневно были причастники, и это приносило великую пользу и утешение грешникам, подтверждая тысячами примеров слова Спасителя: «Ядый Мою плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает и Аз в нем».

   В 1920 г. Батюшка устраивал по понедельникам беседы с духовными своими детьми, преимущественно с молодежью, в которых раскрывал волнующие тогда многих вопросы брака и воспитания детей. Беседы эти излагались простым, общепонятным языком, в теплой атмосфере семейного уюта, и изложение указанных вопросов было преподано не в форме отвлеченных поучений, а в форме рассказов из действительной жизни, личного опыта Батюшки, а также через чтение дневников его духовных детей, комментируемых им самим, что весьма заинтересовывало слушателей и оставляло в их душах назидательное воспоминание о беседах надолго.

   Присутствие Батюшки, его ласковое обращение, чувство единства преданных старцу душ придавало беседам глубоко интимный характер: здесь, воспринимая в сознании те или иные явления жизни, каждый мог оценить их применительно к своему личному опыту и открыто высказать все появляющиеся сомнения. Это и делалось. Мало того — чувствовалось, что здесь одна общая семья, связанная одной неизбывной целью — служить Христу. Здесь не стыдились высказывать свои недоумения, иногда доходящие до слез, ибо знали, что окружающие понимают и сочувствуют, что все они братья, дети одного любящего отца, который сидит здесь с ними, и с обычной своей улыбкой «разгружает» их. Присутствие Батюшки придавало душе, томящейся, бодрости и свежести: слушая его простую, иногда шутливую речь, каждый видел в нем не проповедника, не судью или учителя, — а отца, не только духовного, но и действительного, ибо многим отверженным он заменял и отца и мать. И детей своих он любил одинаково, не давая никому предпочтения. Поэтому–то здесь, в стенах его скромной квартирки, оставлялось и самолюбие, и личные счеты, — все шли к нему, объединенные одним искренним желанием — почерпнуть в его словах назидание, получить ту или иную поддержку. Потому–то мы и имеем смелость утверждать, что драгоценные семена, посеянные Батюшкой в сердцах слушателей, не остались безплодными, что последние не только поняли, но и восприняли глубокие истины батюшкиных бесед, имевших побуждением любовь, а целью — спасение своих любимых детей.