Сергей Фомин - Пастырь Добрый

   Я боялась пошевельнуться и смотреть на него. Мне думалось, что он меня вот сейчас убьет. Я совершенно серьезно не думала, что смогу живой выйти от него.

   Мне нужно было теперь во что бы то ни стало добиться у батюшки прощения, а потом — хоть смерть. Я молчала.

   —Я вас спрашиваю, слышите или нет, у о. Константина жизнь не тяжелая по–вашему?

   —Ему, батюшка, очень трудно жить: семья большая, А. П. часто больна, — еле проговорила я.

   —Не в том дело, у него все они очень хорошие. Ему тяжело служить: много неприятностей, а тут еще такая духовная дочь, как вот эта!

   —Батюшка, простите, простите, пожалуйста, я больше не буду никогда!

   —Не батюшка простите, а как вы могли такой поступок сделать? Очевидно, никто никогда не говорил вам об этом. Вы думаете со мной отделаться так же легко, как с о. Константином? Я вам не о. Константин!

   —Я недавно служил там около вас. А. П., о. Константин и еще там одна была и моя С… а, и все исповедывались и причащались. И так было хорошо, — с лаской сказал батюшка. — А вас там не было.

   —Я, батюшка, в деревне была.

   —Знаю, — оборвал он. — Какой о. Константин хороший, какой он добрый, как жалеет каждого, все прощает, не показывает, что он чувствует, только бы не расстроить человека. Я его спрашиваю: есть у вас такая духовная дочь? (своим проступком я ушла от о. Константина, хотя внешне как будто оставалось то же). — Есть. — А какая она? — Хорошая. — Он так и сказал про вас: хорошая! Я за вас покраснел и потом не смел ему от стыда в глаза смотреть. Хорошая! Действительно, вас–то назвать хорошей! Вас, такую! — с презрением сказал батюшка. — Вас, которая так мучает его. А ему–то как тяжело живется, очень тяжело. И никогда не жалуется.

   Удивительно, как батюшка часто чувствовал, что о. Константину тяжело. Бывало так скажет, и правда, окажется потом, что в это время ему бывало очень тяжело.

   —А как он за эту самую «хорошую» — то молится! За вас так молиться! За такую? А как он молится сам–то! — с восхищением проговорил батюшка.

   —Мне было всегда прискорбно, что за моего Ваню о. Константин всегда соглашался молиться, а за меня — всегда отмалчивался. Меня страшно тронули и утешили батюшкины слова. Батюшка видел его душу, батюшка ошибиться не мог. Я горько заплакала.

   —Вот вы плачете, а небось не плакала, когда собиралась уходить от него? Она уходит от такого? Не плакала, когда мучила его? Знаете ли вы, как вы расстроили его душу вашим поступком? Знаете ли вы, что он пережил от вашего поведения?

   Я не знала, куда деваться от стыда. Пот градом лил с меня, я не выдержала и взмолилась:

   —Батюшка, родной, дорогой, пожалейте! Делайте со мной, что хотите, только не говорите так!

   —А… не говорите! — не унимался батюшка. — Совершить преступление можно, а слушать, когда говорят о нем, нельзя. Конечно, где же нам! Нас нужно пожалеть, несчастную! У нас тяжелая очень жизнь! Нет, я вам не о. Константин! Он с вами никогда так не говорил. Еще бы, он вас жалеет, щадит вас. Я не он. Нужно, чтобы хоть кто–нибудь вам сказал, что вы наделали. Объяснил бы вам все это. Нельзя щадить и жалеть того, кто другого не жалеет. Нет! Вы здесь, на этом месте, будете слушать меня до тех пор, пока я не решу, что довольно. Ничего, выслушаете!

   Батюшка показал мне всю высоту души и жизни о. Константина и грязь моей души, всю низость и скверность моего поведения в данном случае и вообще. Отец мой духовный все мне дает, а я ему — ничего. Он во мне не видит ничего, на чем бы можно было утешиться: ни послушания, ни кротости, ни терпения, ни смирения во мне нет. А без этого, что можно ожидать от человека, кроме самого плохого?

   Я стала чувствовать, что я своим поведением мучаю святого и что я хуже грязи. Батюшка говорил, что всякому хорошему человеку противно иметь дело со мной, что я давно погибла бы, если бы не молитвы о. Константина. Только ими и держусь.

   Батюшка не находил слов описать мне то место ада, где бы я находилась без отца Константина. И батюшка снова в жалостливых словах описал мне состояние духовного отца, заботившегося о спасении взятой им души, находящейся на краю гибели.

   —Да знаете ли вы, что такое духовный отец и как вы должны относиться к нему?

   И батюшка стал объяснять мне, что такое послушание, что значит отдать свою волю другому и кем является в духовной жизни руководитель и духовный отец.

   Он говорил сильно, резко и сурово. Каждое его слово бичом отзывалось в душе моей. Старец о. Алексей внушал мне основы духовной жизни, раскрывая их трудности, и требовал от меня без милосердия точного исполнения их, без всякого отступления. Он говорил, что духовный отец есть как бы ангел, посланный с неба возвещать человеку повеления Божьи. Что слова его должны приниматься с трепетом, как слова Самого Господа. Каждый шаг, каждое движение души должно быть известно ему. На все, на самое малейшее дело должно спрашивать благословения у него. Дохнуть без его разрешения нельзя. От него не должно ожидать себе ни утешения, ни ласки. Просить, когда нужно, чтобы принял, а если не примет сразу (а может и не принять, сколько раз найдет нужным), просить со смирением еще и еще. Если примет на пороге, быть и этим довольной, а если выслушает и допустит до себя, то быть этим счастливой, как получившей великую от него милость. В откровениях ничего не утаивать, себя не оправдывать. Как ни стараться хорошо жить, всегда считать себя виноватой перед ним. Спрашивать его о чем–нибудь надо так: если можно, разрешите и благословите. Спрашивать раз. Если откажет, второй раз не приставать, так как если разрешит при вторичной просьбе, благословение его уже будет недействительным, как вынужденное, и это спрашивающему вменится грехом непослушания. Нужно, если получаешь отказ на первую просьбу, ответить: простите и благословите. Простите, что недолжное, значит, спрашиваю у вас, и благословите на повеленное вами. Начинать говорить только, когда он первый начнет. Подходить только, когда он позовет сам. Не дожидаться, когда он что–нибудь велит сделать, а угадывать желания его. Слушаться его безпрекословно и с радостью, не спрашивая зачем и почему. Ни воли, ни желаний, ни мыслей своих не иметь. Сегодня скажет одно — соглашаться с ним, завтра скажет другое — соглашаться и с этим. Сегодня скажет сделать одно, завтра противоположное заставит сделать — в обоих случаях безпрекословно слушаться его. Он имеет власть послать на смерть и нельзя спрашивать зачем.

   Отец духовный — всё для души, идущей ко Христу, душа же эта — ничего перед ним.