Александр Любимов - Рисунок, исполняющий желания [Как заставить подсознание работать на вас] [litres]

Спрашивается, а можно ли вообще измерить абстракцию?

Ну, такую абстракцию, как скорость, мы меряем при помощи вполне конкретного приборчика под названием спидометр, а абстракцию под названием температура – при помощи термометра. А чем абстракция «любовь» хуже абстракции «температура»? Ничем. Кроме того, что для измерения температуры приборчик построили, а для измерения любви только обещают.

В крайнем случае это меряется через суд.

Но людям же хочется знать, любят их или нет. Что нужно? Нужен такой вот измеритель – критерий. Их много и разных.

– Ревнует – значит любит.

– Если любит – всё простит.

– Любить – это не значит глядеть друг на друга, а значит – глядеть в одном направлении. (Сент-Экзюпери)

И что получается? А получается что тот, у кого убеждение (а для того, чтобы связать критерий и ценность нужно соответствующее убеждение), что любовь меряется наличием ревности, будет для проверки наличия любви не у ромашки лепестки обрывать, а создавать ситуации, в которых партнёр заревнует.

То есть когда он (она) кричит, бьёт посуду, ходит в дурном настроение, смотрит букой и все время спрашивает: «Как ты могла?» – это значит любит. А если настроение весёлое, говорит спокойно и смотрит ласково – не любит.

Ну ладно, про ценности и критерии чуть позже поговорим более подробно. А сейчас вернёмся к убеждениям.

По-другому можно сказать, что убеждения – это правила жизни. Причём у каждого, как вы понимаете, свои правила. Один убеждён, что «в конце концов мне повезёт», другой – что «я не имею право на счастье». Каждому – своё. По этим правилам человек и живет.

Вообще, убеждения это такие штуки, что человек либо делает что-то ради своих убеждений, либо наоборот, чего-то не делает. Это к тому, что чаще всего если кто-то что-то делает, на это у него есть убеждение. Если ворует – значит есть убеждение. Если не ворует – тоже есть соответствующее убеждение.

Хотя не делать чего-то можно просто потому, что человек даже не знает, что это возможно. Например, во многих племенах, которые с точки зрения европейцев считались дикими, воровства не было. По той простой причине, что они просто не знали, что можно взять чужое. Дикари-с, что с них возьмёшь.

Представление о мире.

Всё наше социальное устройство, отношения родители-дети, вся экономика – это куча наборов убеждений и не более того. Вам никогда не казалось странным, что вы приходите в магазин (или на рынок), даёте клочок бумаги, и вам за этот клочок бумаги дают кучу еды и еще немного металлических кругляшков. Причём бумажки одного цвета можно разменять на много бумажек другого цвета. А если вы сами разрисуете бумажку, может даже более красиво, то вам за неё никакой еды не дадут. А могут даже сказать что-нибудь обидное, вызвать строгих мужчин в серой одежде, которые в первую очередь начнут требовать от вас другую бумажку, в которой вклеена картинка, где вы маленький, серый и плоский. Но за некоторое количество «правильно» нарисованных бумажек они вас, возможно, отпустят.

Весь наш мир – это набор договорённостей и условностей. Ну, просто люди договорились. Это стул, это – деньги, это – дети. Детей надо любить. Деньги надо ценить. На стуле сидеть. Это всего лишь слова. Но многие их считают «правдой».

И ведь верим! И даже можем убедить в этом других людей.

Наше представление о мире – это всё набор убеждений. Даже то, что мы видим, на 99 % – это работа нашего мозга. Мы смотрим на мебель, и знаем что это стул, что у него четыре ножки и прочее. Хотя видим мы не четыре, а только три. Просто в нашей голове на основе нашего опыта всё это достраивается до некой конструкции под названием стул.

Наверняка с вами было такое – вы идёте и узнаёте в шагающем впереди человеке своего знакомого. Что-то там у него оказалось похожим: походка, одежда, причёска. Или просто он двинулся «как-то так». Вы подходите ближе и обнаруживаете, что ничего общего: «И чего это я так решил?» Мозг достроил картину, и на основании «какого-то такого» движения вы поверили. А потом присмотрелись получше – и разуверились.

Мы верим, что на свете есть такая страна Греция, просто потому, что нам об этом говорили в детстве, и это нарисовано на бумажке под названием «карта». Некоторым об этом не говорят, они об этом читают. И есть люди, которые утверждают, что они там были. Вы были в Греции? Я пока нет. Но думаю, что когда-нибудь настанет момент, когда и я посмотрю вокруг и скажу себе: «А ведь я в Греции»

Есть такое понятие – разделяемая реальность. Это ещё одна абстракция, которая обозначает, что либо у говорящего есть материальные подтверждения его слов, либо есть еще несколько человек, которые могут сказать тоже самое. Если вы скажете, что вы видели в некой штуке под названием «телевизор» пятьдесят маленьких зелёненьких человечков – это нормально. Вас поймут. Но если вы скажете, что видели пусть даже всего лишь одного маленького зелёненького человечка, но у себя дома на диване – вас могут поместить в уединённо стоящее здание, где вам при помощи слов, смирительной рубашки и различных химпрепаратов объяснят, что это неправильно. Зелёненьких человечков разрешено видеть только тем, у кого на это есть нужная бумага. Где записано – писатель-фантаст, режиссер-постановщик. Или другая чушь. А вот если у вас такой бумажки нет, то увы… Почему словам написанным верят более часто, чем словам сказанным – это ещё одна тайна человеческих убеждений.

Кстати, если помните, то Фрекен Бок, ошарашенная встречей с «маленьким, но очень симпатичным привидением», пыталась позвонить именно на телевидение, чтобы принять участие в передаче, посвященной аномальным явлениям. Захотела вернуться в разделяемую реальность.

Мы живём в очень странном мире, объединяемом и движимом различными высказанными и невысказанными договорённостями. И убеждения – это каркас, на котором держатся и договоренности, и наше восприятие этого мира.

– А как воспринимают этот мир люди, которые не договаривались?

А этого никто не знает. Мы же можем разговаривать только в пределах наших представлений. Так что для того, чтобы договориться, нам сначала нужно либо научиться воспринимать мир, как другой человек, либо научить его. Вот, например, находят ребёнка, которого воспитали волки. Что с ним делают? Учат правильному восприятию мира. После того, как он сможет воспринимать мир, как мы (если сможет), с ним начинают общаться. То есть с ним сначала договариваются. А как было до того, уже не узнать. Все мы были детьми и не знали, как это для других. Но кто помнит, как это было для него? Хотя, даже если он вспомнит, он сможет описать это только в категориях договора. Ведь язык – это тоже договор. Люди договорились, что набор звуков, которые я описываю тут при помощи букв б-у-м-а-г-а, означает вот эту штуку.