Джеймс Райан - Погодите, как вы сказали?

Когда мне было семь лет, отец уговорил ее отправиться в загородный реабилитационный центр, который она позже без особой нежности именовала не иначе как пьяным приютом. У отца не хватило бы денег оплатить лечение, и он одолжил их у маминого дяди, человека довольно успешного и состоятельного. Мама была в отъезде примерно полгода, и на это время отец взял на себя все заботы обо мне и сестре. Это было в начале 1970-х годов, еще до того, как активное участие в повседневных заботах о детях стало для отцов обычным делом, к тому же наши родители были не в том материальном положении, чтобы позволить себе постоянную няню для нас с сестрой. Не погрешу против истины, если скажу, что мы, и особенно папа, не без труда справились с этим.

О той поре, когда мама была на лечении, у меня сохранились лишь отрывочные воспоминания, словно картинки в калейдоскопе. Помню, как мы с сестрой поднимаемся с постелей в полшестого утра, чтобы папа мог отвести нас к соседке на время до школы, а сам успеть к 6:30 на работу. Помню, что соседка эта, у которой было пятеро детей, разводила нам на завтрак хлопья порошковым молоком и не позволяла до школы смотреть телевизор. Помню, что получал от мамы много писем, и она всегда оформляла их с выдумкой: иногда они были написаны на обороте нарисованных ею для меня картинок, а бывало, она писала их по спирали на круглом куске бумаги. Помню, как мне страшно не хватало ее во время одного из бейс­больных матчей в нашей детской лиге. Помню, как соседка привезла меня в летний лагерь, и тут же при мне вывалила вожатой всю правду о моей семье. Тогда я в первый и единственный раз ревел от горя, что со мной нет мамы. Помню также, как на одну из суббот меня отправляли к бабушке, поскольку отец собирался поехать навестить маму, и как я жалобно протестовал, потому что в тот день по телевизору начинался новый осенний сезон мультиков, а в доме у бабушки не было телевизора. И еще я хорошо помню день, когда мама вернулась домой, и мы закатили в ее честь развеселый праздник.

С момента своего возвращения моя мама изо всех сил старалась возместить нам все внимание, которого мы были лишены во время ее отсутствия, жаль только, что прошли многие годы, прежде чем я понял это. Как и отец, мама всю себя отдавала нам, своим детям. Наша семья в этом смысле относилась к вполне традиционному типу. Мама была домохозяйкой; на работу она вернулась, когда нам потребовались деньги, поскольку сестра пошла учиться в колледж и надо было оплачивать ее учебу.

Моя мама была любящей, заботливой, умной и щедро одаренной. И мастерицей на все руки. Замечательная кулинарка, она пекла нам пироги и торты всех мыслимых и немыслимых видов. А ее вкуснейшие десерты стали семейной легендой и славились среди наших родных и друзей. Мама прекрасно шила и вязала, она каждый год мастерила нам с сестрой костюмы для Хеллоуина, вязала нам свитера, шарфы, варежки и шапки, а как она искусно вышивала! При этом она успевала каждую неделю прочитывать по два-три детективных романа и за какой-то час решала кроссворды в воскресном приложении к New York Times. Она возила нас с сестрой на все занятия и спортивные матчи, ни разу не пропустив ни одного. Приветливая и внимательная, она стала второй мамой моим друзьям и знала об их жизненных перипетиях и маленьких секретах не меньше, чем я. Когда мы с сестрой уехали учиться в колледж и когда были в университете, она всегда своим материнским чутьем знала, какие вещи нам больше всего нужны, и посылала именно их. Она навещала нас, допоздна не ложилась спать, чтобы встретить нас, когда мы приезжали домой в гости, и вскакивала рано утром, чтобы проводить, когда мы уезжали обратно на учебу. Позже она стала самой нежной и заботливой бабушкой моим детям и племянницам. И, как я уже говорил, ни разу не позволила себе ни капли спиртного. Что до меня, то вся та история с ее отсутствием, когда мне было семь лет, очень быстро выветрилась из моей памяти, как и сам факт, что когда-то она сильно пила. По большому счету я позабыл обо всем этом.

А вот мама никогда не забывала, что однажды на полгода оставила детей без своей заботы. Она не смогла выбросить из головы ту историю, что открылось мне гораздо позже. В день нашей с Кэти свадьбы перед самым началом церемонии, когда гости еще только начали съезжаться, мама отвела меня в сторонку. Я заметил, что она немножко не в своей тарелке, но никак не мог понять почему. Она сбивчиво заговорила что-то про шафера, как тот провозгласит тост в честь новобрачных и как все должны будут выпить шампанского. Честно говоря, я не особенно-то слушал, что она говорит, и наконец спросил, немного нетерпеливо, о чем это она толкует. «Я вот все думаю, — промолвила мама, — а это ничего и не слишком расстроит тебя, если я после тоста пригублю шампанское?»

Я тут же ответил: «Конечно, мамочка, это будет чудесно, — и добавил: — Тебе вовсе не надо спрашивать меня. Все в порядке. Правда. Забудь об этом, договорились, да?» Я ласково обнял ее, но меня не оставляло ощущение, что ей все еще не по себе.

Она тихонько сказала: «Ладно, спасибо тебе», — но не двинулась с места.

И тут я вдруг понял истинный смысл ее вопроса, и у меня перехватило дыхание, словно меня ударили под дых. И одновременно ко мне пришли слова, которых она ждала. Я заглянул ей в глаза и сказал: «Мамочка, я прощаю тебя». И принялся объяснять, что даже не уверен, что когда-нибудь винил ее, но если и да, то давным-давно простил ей ту отлучку и страшно жалею, что до сих пор не удосужился сказать ей об этом. Я как мог убеждал маму, что вся забота и любовь, которыми она с тех пор щедро одаривала нас, это и так намного больше, чем можно требовать от родителей. Через несколько часов мы с мамой и все другие гости весело и звонко чокнулись бокалами в ответ на тост шафера, но мне было совершенно очевидно, что вовсе не в глотке шампанского заключалось великое значение того момента.

Для моей мамы оно было в том, что теперь она точно знала, что я простил ее. Так и хочется сказать, что и для вас одной из по-настоящему важных вещей в жизни должно стать умение простить тех, кого вы любите, и не просто простить, но и дать им понять, что вы простили их. Но не буду настаивать, поскольку это вам решать, что для вас в жизни по-настоящему важно. Могу лишь рекомендовать вам регулярно задавать этот вопрос тем, кто рядом с вами, обязательно! Но гораздо важнее, чтобы вы задавали этот вопрос себе и отвечали на него честно и без боязни. Тогда он не только поможет вам добраться до самой сути проблемы или дела. Он поможет вам проникнуть в глубинный смысл вашей собственной жизни.

Заключение

Бонусный вопрос

Вопрос, который назван здесь бонусным, осенил меня совсем недавно на церемонии прощания с моим очень близким другом Дагом Кендаллом, моим соседом по комнате в нашу бытность студентами юридического факультета. Как вы, вероятно, помните из главы 3, Дуглас Кендалл — тот самый юрист, который стал основателем Центра ответственности перед Конституцией благодаря тому, что в дискуссии по поводу базового подхода к толкованию Конституции задался вопросом «Можем ли мы хотя бы…». Вообще же Даг был необычайно талантливым юристом, лидером-провидцем, преданнейшим другом, верным и любящим отцом и мужем. И еще он обладал особым даром задавать великие — можно даже сказать, фундаментальные — вопросы.