Эрлинг Кагге - Прогулка. Самый простой источник радости и смысла

Мы стартовали на углу 242-й улицы и Бродвея. Через четыре дня пребывания в легендарной сети туннелей огромного города и вне ее мы со Стивом добрались до Сохо и в половине четвертого утра стояли посреди Грин-стрит по обе стороны от люка, засунув пальцы под его крышку в попытке его открыть. Надо сказать, если крышка уличного люка не прижата очень плотно проезжающими машинами, открыть ее на удивление легко. Мы спустились вниз, и я задвинул тяжелую крышку над нашими головами. Чуть звякнув, она встала на прежнее место.

И нас тут же поглотила кромешная тьма. Полицейские, к счастью, не заметили, как мы проскользнули в люк. Мы вытащили фонарики, и я включил монитор качества воздуха. Главные опасности пребывания в любой канализационной системе – это ядовитые и взрывоопасные газы, особенно сероводород (H 2S), или «болотный газ», как его называют за то, что он образуется в застойных водоемах, а также наводнения и инфекции. Короче говоря, от путешествий по канализации всегда стоит ждать неприятностей.

Надо сказать, архитектурные дебри подземных туннелей большого города – это живой организм; тоннели строят, потом расширяют, их маршруты меняются, закладываются новые фундаменты, к старым трубопроводам подключают новые. Словом, все это подземное царство постоянно находится в движении. И все это происходит без ведома тех, кто ходит по земле и никогда не видит, что творится внизу.

Стив пригнулся и двинулся по направлению к Канал-стрит с согнутыми коленями, сгорбленной спиной и выставленными перед собой руками, чтобы занимать как можно меньше места. Туннель всего с метр в высоту и столько же в ширину; стены цементные. Я последовал за Стивом. Поток из размокшей туалетной бумаги, какой-то еще дряни, состоящей из небольших кусков неидентифицируемых предметов и вполне идентифицируемых использованных презервативов, тек с нами в одном направлении, издавая милейший приглушенный звук. Когда я опустил луч от фонаря на лбу в эту клоаку, мне в голову пришла мысль, что, судя по всему, в Сохо люди тратят намного больше туалетной бумаги, чем жители Бронкса. Ближе к Канал-стрит туннель стал ниже и шире. Мы никак не ожидали, что высота канализационного туннеля уменьшится до каких-то сорока сантиметров. Я опустился на твердый цемент, встал на колени и локти и пополз вперед на четвереньках. Теперь все запахи били мне прямо в нос, но они не были хуже, чем при смене детских подгузников. Туннель становился все ниже, и в конце концов я был вынужден лечь и ползти по-пластунски. Наверху, на земле, воздух был сухим и свежим, а здесь было влажно и тепло, и нечистоты текли прямо по нашим лицам.

© Стив Дункан.

© Эндрю Уандер.

Стены были буквально облеплены полчищами тараканов. Выглядели они так же, как и те насекомые, которых я видел в самых разных уголках света. Я решил, что это, должно быть, представители вида Blatta orientalis, всем знакомого черного таракана. Проползая мимо них, я подумал о редком таланте этих насекомых выживать и полном отсутствии таланта меняться. Как известно, тараканы живут на земле вот уже больше четверти миллиона лет, и, судя по всему, остаются все тем же примитивным биологическим видом, каким были миллионы лет назад.

Я медленно продвигался вперед, грудью и спиной погружаясь в липкую грязь. Перчатки, шапка и куртка – все в какой-то мерзкой слизи. Расстояние мы преодолели не слишком большое; в канализации течение времени ощущаешь совсем иначе, чем наверху. Время вообще перестает иметь какое-либо значение. Любопытно, что я испытывал в туннеле такое же чувство, что и во время других экспедиций, а также когда со мной рядом кто-то, кого я очень люблю. В такие моменты кажется, что время либо ускоряется, либо, наоборот, сильно замедляется.

Остановившись, я поднял голову и вгляделся в уходящий вниз туннель. Что ждет нас впереди? Впервые за время нашего подземного путешествия я спросил себя, что я здесь делаю?

Конечно, мне следовало бы задаться этим вопросом гораздо раньше – его вообще полезно задавать себе почаще каждому из нас. Да и канализация не самое удачное место для паузы с целью пофилософствовать, даже если оно и весьма точно отражало мое тогдашнее психоэмоциональное состояние. Кстати, когда я вернулся домой, оказалось, что мои проблемы никуда не делись и что они слишком велики, чтобы избавиться от них даже таким неординарным способом. И все же мне удалось отвлечься от них на некоторое время.

По-видимому, я отправился в путешествие по подземному миру Нью-Йорка не только движимый желанием оказаться где-то в другом месте, но и стремлением побыть кем-то другим. Когда я в грязной вонючей одежде то и дело спускался под землю, не зная, что может произойти со мной через минуту, и неся в рюкзаке за спиной все необходимое, я был совсем не таким, как дома. Все, что казалось обычным наверху, словно смывалось вонючими водами канализации. Сотовый под толщей асфальта не принимал сигнал, и я даже не знал, где буду спать ночью. Я начал верить, что мир не такой, каким выглядит, а такой, каков ты есть.

Как утверждает Сёрен Кьеркегор, каждый человек «стоит на распутье». И все, что мы делаем, так или иначе сверхъестественно, трансцендентно. Что это новое начало. Даже нечто совсем банальное – например, такие вещи, как идти по краю тротуара в офис, пытаясь угадать мысли прохожих; или притормозить, чтобы дать денег нищему; или улыбнуться тому, кто выглядит грустным, – может изменить мир. Как писал этот уличный философ в 1847 году своей невестке Генриетте Лунд, «с каждым моим шагом что-то происходит».

«Прежде всего не утрачивай желания ходить; каждый день я вхаживаю себя в состояние благополучия и ухожу от всех болезней, – пишет Кьеркегор в том же письме – … и я не знаю ни одной мысли, которая была бы настолько тягостной, чтобы от нее нельзя было уйти». Это, конечно, дельный совет, но я по собственному опыту знаю, что разбитое сердце болит. Впрочем, Кьеркегор и сам прошел через это, так и не сумев пережить разрыв отношений с Региной Олсен. Даже через десять лет после расставания, инициатором которого, кстати, был он сам, он словно сталкер продолжал бродить по тем улицам, где обычно ходила Регина, в надежде на встречу.

Как бы там ни было, на Генриетту Лунд этот совет, к сожалению, произвел мало впечатления. Дело в том, что, давая его, Кьеркегор явно запамятовал, что его невестка иногда настолько плохо себя чувствовала, что не могла даже встать с постели, не говоря уже о том, чтобы выйти погулять.