Литургия Иоанна Златоуста (с комментариями)

Православная Богословская Энциклопедия. Том одиннадцатый. Клавда - Книги апокрифические Нового Завета. Составлен под ред. Н. Н. Глубоковского, Д-ра богословия, ординарного профессора С.-Петербургской Духовной Академии. Издание преемников † профессора А. П. Лопухина. - СПб.: Бесплатное приложение к журналу "Странник" за 1910 г. - Стлб. 98-100.

Архиепи́скоп Прокл (греч. Πρόκλος) – архиепископ Константинопольский (434 – 446/447), ученик святителя Иоанна Златоуста, который рукоположил его сначала в сан диакона, а затем в сан пресвитера. Святой Прокл был свидетелем явления апостола Павла святителю Иоанну Златоусту. От своего учителя Прокл получил глубокие знания Священного Писания, научился в совершенной форме излагать мысли.

Древнейший сохранившийся византийский Евхологий датируется VIII‑м веком; в научной литературе он обозначается как Евxологий Святого Мaркa (из Флоренции), или, чаще, – Евхологий Бaрберини 336 ( Евхоло́гий (ст.‑слав. Еѵхоло́гїй, Еѵхоло́гїωнъ, др.-греч. Εὐχολόγιον – «Сборник молитв» или «Молитвослов» от др.-греч. εὐχή – «молитва» + др.-греч. λέγω – «собирать») – православная богослужебная книга, являющаяся сборником молитв и чинов .). Названия отражают место первоначального хранения – в соборе святого Марка во Флоренции, а затем в собрании ценнейших рукописей, созданном итальянским кардиналом-библиотекарем Барберини. Это – копия древнего патриаршего Евхология из Южной Италии, первоначально принадлежавшей грекам, где и до сих пор сохраняются некоторые византийские православные традиции. В настоящее время кодекс хранится в Ватиканской библиотеке (Bibliotheca Apostolica Vaticana; Barberini gr. 336, VIII s.). Евхологий начинается с текста Литургии Василия Великого, затем следует Литургия Иоанна Златоуста (ещё без заглавия и имени автора!) и Литургия Преждеосвящённых Даров, далее – иерейские молитвы соборных Часов (Песненного последования), а также таинства, требы и отдельные молитвы.

Ввиду же того, что диакон не является священнодействующим лицом в собственном смысле, любая ектения составляется не в собственно молитвенных выражениях, а в выражениях, приглашающих к молитве и указывающих предметы её. Но по временам (на великой ектении в конце, в последнем прошении, а на сугубой и просительной в начале) это приглашение к молитве возвышается до настоящей молитвы («Заступи, спаси…», «Помилуй нас, Боже…»)».

«Православная энциклопедия “Азбука веры”»

http://www.vladyka-ionafan.ru/

По гречески это звучит как «kata panta kai dia panta» «κατὰ πάντα καὶ διὰ πάντα».

Исходить здесь нужно из того, что panta («вся») в этой фразе – это местоимение среднего рода (мн. ч.). Т. е. под panta можно понимать «что-то» (какие-то вещи или события), но никак не получится понимать «кого-то» (людей).

Итак, буквальный перевод этого места: «в соответствии со (kata) всем тем (panta) и (kai) благодаря (dia) всему тому (panta)».

Что же такое «все то» в этой фразе? Это те великие события и откровения, о которых шла речь в первой половине анафоры: сотворение мира, небесная литургия, искупление людей Христом и, наконец, Тайная вечеря.

свящ. Михаил Желтов

Примечание. В текстах Литургии использованы формы старой орфографии: безсмертный, возшел и др.

Митрополит Ионафан ( Елецких ) [1]

Применительно к русскому переводу литургических текстов уместно вспомнить высказывание П.П. Кудрявцева, профессора Киевской Духовной Академии (начало ХХ ст.), который писал: «Отчего бы не допустить возможности такого переложения богослужебных молитв и песнопений на русский язык, при котором бы сохранился внутренний стиль этих молитв и песнопений? Это, конечно, возможно, но для своего осуществления требует и любви к делу, и литературного вкуса, и творческого дара. Много нужно подлинного религиозного вдохновения для того, чтобы найти на современном русском языке такие слова, какие проникли бы в сердца, привыкшие к иным словам» (Цитируется по: Протоиерей Николай Балашов «На пути к литургическому возрождению», М., 2000 г., с. 127). Очевидно, что при переводе византийских богослужебных гимнов требуется известная творческая свобода и поэтический стиль изложения. На последнем настаивал о. Александр Шмеман. «Большинство наших (англо) – переводчиков, – писал он, – как видно, забыли, что основной «ключ» к богослужению – в первую очередь эстетического, а не рационального свойства. Литургические тексты – не только утверждения, богословские или нравственно-дидактические, с единственной целью выразить и сообщить мысль, заповедь, знание. Вернее, это и впрямь их цель, но достигается она иными средствами, чем в богословии и проповеди. Эстетический элемент в богослужении – в литургической поэзии, музыке, обряде – не случаен, а существен; он укоренён в самой природе культа, так что, лишаясь его, богослужение перестаёт удовлетворительно исполнять главную свою функцию – не просто сообщать идеи о Боге, но раскрывать «небо на земле», приводить человека в прямое соприкосновение с той Реальностью, адекватным и действенным символом которой бывает культ. Эстетическая структура богослужения в нашей литургической традиции предельно существенна, ибо укоренена в православном осмыслении и восприятии Церкви как явления в этом эоне, в этом мире Царства грядущего – конечной Реальности, которую Церковь провозвещает, и не только провозвещает, но и нас делает её причастниками. Конечно, богослужение имеет назидательную, или образовательную, функцию, можно сказать даже, что в известном смысле всё богослужение есть научение, есть богословие, есть проповедь. Но научение это не просто неотделимо и неотличимо от красоты, но красота есть само его содержание и средство сообщения. Именно здесь проблема литургического перевода встаёт во всём своём реальном значении. Две трети всех литургических текстов в нашей традиции составляют гимны, то есть поэтические произведения, предназначенные для пения. Поэзия же, по определению, непереводима, ибо смысл её – в органическом сплетении строя, ритма и музыки слова. Отсюда первое непреложное условие (перевода): «уложить» византийский период в краткие утвердительные (керигматические) предложения, сгруппировав каждое вокруг одного чёткого образа и опустив все слова и даже образы, которые «годятся» в греческом тексте, но разрушают английскую (и иноязычную – авт.) фразу» – подчёркивал о. Александр Шмеман. Этих, как и вышеупомянутых святоотеческих принципов перевода литургической поэзии, мы и придерживались в настоящем труде, что можно проследить на примере поливариантного церковнорусского изложения херувимской песни.