Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Я могу грустить или радоваться только потому, что я имею сердце или душу, чувствительную к радости или к грусти. Кроме того, здесь личность в конце концов радуется или страдает, но она может испытать такой порядок удовольствия или страдания только от того, что в её природе что-то соответствует этому порядку восприятия и чувствительности. Личность не может восприниматься без природы, в которой она живёт, и, тем не менее, она не является ни одним из элементов этой природы, ни их простым объединением.

Каждая личность живёт вместе со своей природой при многообразии очень сложных отношений. Всё, что я испытываю, я испытываю через свою природу, неважно, желание ли это получить удовлетворение или поспешно избавиться от страдания. Но все эти желания, положительные или отрицательные, физические или психологические, могут находиться в конфликте, быть противоречивыми и несовместимыми или неспособными быть удовлетворёнными все одновременно и немедленно. Нужно установить определённый порядок, иерархию ценностей, потребностей, осуществить выбор. Я могу отказаться от наслаждения только ради другого высшего и более настоятельного. Следовательно, при этом постоянном третейском суде личность не находится вне столкновения, а является глубоко погружённой в свою природу и в значительной степени определяется всем, что она при этом чувствует.

Признаем также, что когда идёт речь о человеческих личностях, то согласно со всем, что мы сегодня знаем из современной науки, возможности действия, оставленные для личности, в конечном счёте представляются достаточно узкими. Нам достаточно то, что она существует. Но особо отметим, что именно этот конечный глубокий выбор не делается вне тех обстоятельств, которые личность испытывает по своей природе собственно через эти обстоятельства.

Мы уже говорили о том, что личности не могут войти в прямое отношение личности к личности, но только через свою природу. Можно очень хорошо понять, в крайнем случае, прямое отношение души к душе без посредства слов, жестов и без какого-либо телесного знака. Но душа есть ещё и составной элемент природы. Душа ещё является порядком существа, согласно с обычными представлениями полностью нематериального существа, которое, однако, обладает ещё устойчивостью в присущей ему степени. Личность не обладает никакой устойчивостью, она есть ничто, так как она не есть что-то, она действительно не «существует» в той мере, в какой глагол «существовать» может по существу соответствовать только существам, природе и субстанциям; но тем не менее глагол «существовать» будет принят для того, чтобы говорить о личности, так как нужно основательно пытаться что-то говорить о ней.

Тем более, личность не является «личностным существом» как некоторые это выражают. Она вообще не является существом. Но она является тем, что делает существо личным.

В силу того, что личность сама по себе является ничем и может существовать и жить только в существе и в природе, не может быть прямого отношения личности к личности. Сама личность не является «умом». Ум принадлежит ещё существу. И, следовательно, собственно личность абсолютно недоступна. Её можно узнать только через её природу. Таким образом, любой грамматический признак, любое имя прилагательное, приписываемое личности, в действительности подходит только природе, в которой она существует, и подходит этой самой личности только вторично и косвенно.

Сказать, что Пётр — злой, это значит сказать, что имеется злость в природе Петра. Но он не является всегда злым, в нём имеется также другое начало такое, как сострадание, страх и даже доброта. Я могу также, с течением времени, быть достаточно информированным о природе Петра для того, чтобы определить нечто о позиции Петра, как личности, по отношению к его природе. Я могу, например, отгадать то, что он борется со своими недостатками или что он в этом небрежен или что он слеп и даже не видит их. С помощью такого знания позиции Петра по отношению к самому себе я могу так в определённой мере возвыситься до личности.

Но следует предохранить себя ещё от овеществления личности в некотором сорте вторичной природы, плотной и глубокой, лежащей под первичной, сильно скрытой, с помощью которой личность осуществляет свой выбор. Таким образом мы только отодвинули бы проблему. Я могу найти личность только через отношение, никогда не находя её непосредственно в ней самой, только в позиции, в динамическом отношении, никогда не в состоянии, так как только существа могут иметь состояние. По этой причине именно личности никогда не могут непосредственно общаться, объединяться или непосредственно отдаваться. Они могут общаться только самовыражаясь через свою природу. Они могут объединиться или отдаться, только объединяясь в ней или взаимно обмениваясь своей природой для того, чтобы в конце концов сформировать только одно существо.

Всё предшествующее позволяет теперь нам понять, как наиболее полный союз, который только можно было вообразить, может быть реализован, без чего так объединённые личности были бы приведены к смешению. Отец и Сын остаются в Боге двумя личностями, двумя «я», двумя совершенно различными субъектами; и тем не менее они живут вместе только в одной и единственной природе — в единственном образце.

Они — это две личности в одном существе. Это в реальности даже более, чем союз. Ведь союз может быть только результатом движения двух существ, одного к другому. Союз предполагает, что было время, когда два существа, достигшие соединения, сначала были разъединены. И в союзе всегда существует немного этой боязни о том, что движение по объединению как бы не совсем закончилось. В Боге союз имеется за пределами любого процесса объединения. Сын никогда не имел другого существа, чем собственное существо Отца. Отец способствует существованию в вечности Сына в Его собственном существе, и Сын живёт в существе Отца, думает, любит, желает и действует в этом существе Отца через и посредством природы Отца, которую Отец Ему, Сыну, сообщает как будто через и посредством Его собственной Природы, присущей Ему как Сыну. Отец испытывает необычную радость от наличия возможности сообщить Своему любимому Сыну полноту и цельность, присущие Ему — то, что никакая человеческая личность вне Бога не может осуществить для того или той, кого любит. Сын обладает чудесной радостью унаследовать всё то, чем Он является, напрямую от своего Отца и знать то, что Отец, как бы по причине ли недостатка любви или же как бы по неспособности отдать, ничего не удержал из того, чем Он был, и передал Ему это. Тогда хорошо представляется — мы сейчас увидим, почему — что Сын мог бы в порыве благодарности передать Отцу то самое существо, в котором Он живёт и которое Он полностью получил от Отца; и которое Он действительно мог бы Ему отдать, как бы удивительно это не могло бы казаться нам. Не в том смысле, что Отец, отдавая всё, что Он есть, своему Сыну, лишается своего собственного существа и перестаёт существовать — что абсурдно. Но в том смысле, в котором Отец действительно даёт своему Сыну то, чем Он является, до такой степени, что Сын распоряжается этим существом и Он обладает им сообща с Отцом, совершенно как собственно сам Отец. И тогда Отец снова передаётся своему Сыну.