Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Мы перевели буквально «образ Божий» и «образ раба», потому что греческое слово (morphe) очень точно соответствует нашему французскому «образу», идущему из латыни. Остаётся понять, что означает это выражение. В этом и заключается ключ к тексту. В своём комментарии 1973 года Ж.-Ф. Колланж спрашивает себя: «Надо ли понимать «morphe» в смысле «сущности», «условия», «славы», «образа» или «формы существования» (Daseinsweise) [873]?» Это на самом деле почти все смыслы вообще предлагаемые.

Если принять один из трёх первых (сущность, условие, слава), то наиболее часто толкуют этот «образ Божий» как воспоминание о Христе, ранее существующем в Боге — Отце. Тогда начало гимна выражает Воплощение, задуманное как отречение, унижение. «Образ раба» — это воплощённый Христос. Затем идёт второе унижение — смерть на кресте. Но очень тягостно рассматривать Воплощение как унижение, потому что воскресший Христос остаётся воплощённым. Кроме того, плохо понятно, от чего Христос Бог мог уничижить себя, не скомпрометировав каким-то образом свою божественность. Наконец, признаем, и все это допускают, что слово «morphe» никогда не имело ни одного из этих смыслов.

Вот уже несколько лет эти переводы мало-помалу теряют свою предпочтительность. Перевод через «образ» кажется, напротив, выигрывает, даже для тех, кто с ним раньше боролся. В этом выражении, как правило, видят способ подчеркнуть антитезу между поведением восставшего первого Адама, созданным по образу Бога, но захотевшим быть равным Богу, и смиренным поведением Христа, Нового Адама, совершенным образом Бога. Параллельно выражение «образ раба» или «слуги» может быть намёком на «песни раба Господня [874]», поведение которого напротив полностью реализует Христос.

Эти два сопоставления, как нам кажется, проливают, конечно, свет и составляют задний план нашего текста. Но так же, как и многие другие. Даже если допустить, что в древнееврейском есть только одно слово для обозначения и образа и формы, то в нашем тексте равноценность между «morphe» и «образ» тем не менее не доказана. Когда святой Павел хочет сказать, что Христос — образ Бога, он говорит всегда «образ» (eikon)! И даже если святой Павел только цитирует какой-то предыдущий текст, то выбор греческого слова «morphe» кажется странным для перевода «образ». Отметим ещё, что для того, чтобы лучше определить различные толкования одних выражений по отношению к другим, в определённом смысле выражение «forme Бога» вместо «image Бога» сообщает о предсуществовании Христа в вечности рядом со Своим Отцом и ещё более подчёркивает отношение Сына к Отцу.

Толкование, предлагаемое нами, не несёт в себе ничего нового. Оно обнаружено ещё в первых веках. Но в силу различных исторических причин, которые мы рассмотрим, оно никогда не было признанным окончательно, в то время как широко следовали богословию, которое оно выражает, за рамками прямых комментариев к нашему тексту. Произошло приблизительно то же самое, что и в случае учения о нашем воплощении во Христе. Отцы сохранили и развили это учение, не всегда признавая тексты Писания, в которых оно изначально выражалось наиболее ясно.

Главное в нашем толковании — приписать весь гимн, с самого начала, воплощённому Христу. Этому толкованию следовали многие авторы, пусть и меняли несколько точный смысл выражения «образ Бога». Но подобное понимание текста неизбежно подразумевает очень тесный и физический союз двух природ Христа, поэтому оно снова выходит из употребления. Объясним это несколькими примерами.

Вот что писал о. Ф.Амио, священник из Сан-Сульписа, в 1959 году: «Христос, предсуществование которого подтверждается косвенно, имел божественное существование и вследствие этого с самого своего появления в мире имел право на прославленную человеческую природу, какой он обладает после своего воскрешения. Но у него не было жадного стремления к равенству с Богом; речь не идёт о божественной природе, которой он не мог, очевидно, лишиться, но о божественных почестях, разделять которые он бы должен был в своей человеческой природе. Он отказался от сияния божественной славы и добровольно уничижил себя, в противоположность первому человеку, который попытался стать равным Богу…» [875]. То же толкование у о. Ришара: «Апостол выражает отказ от божественной славы, на которую Сын Божий имел право при воплощении;… союз по ипостаси, однажды реализованный, существует вечно; но Христос отказывается от сияния своей божественности в своей человечности, от отражения в ней действий союза по ипостаси, от тех, по крайней мере, которые не являются необходимым его последствием. Это значит, что он походит на нас, насколько это возможно [876]».

То же понимание у о. Шопена: «Отказ или «Kenose» 2-го Послания к Филиппийцам не касается самой божественности: Христос — Бог, и Он не мог отказаться от своей божественности. Нельзя сказать, что этот Kenose — заключается в самом факте Воплощения… На самом деле, kenose заключается в успении подверженному порче и подлежащему наказанию человечеству. Иисус, возможно, находился в своей человечности до Воскрешения в состоянии славы, в котором Он находится после Пасхи. Но, на самом деле, Он отказался до пасхального прославления от сияния вечной славы над всей Его человечностью [877]…».

Нам кажется, что общая схема именно такова, даже если считать, что этот гимн восходит к первоначальному христианизму, предшествующему святому Павлу [878].

Мы будем следовать этому толкованию. Но нам представляется возможным подкрепить его непосредственно исследованием самого текста, а именно уточнением смысла этой формулировки «образ Бога», который, мы это видели, так смущает всех экзегетов.

Важно отметить различные значения и употребления слова «morphe» в классическом греческом языке. Слово может означать и силуэт, и стан человека, т.е. его тела. Оно употребляется также, чтобы обозначить, в частности, лицо, лик. Это значение встречается уже у Гомера [879]и у Эсхила [880]; оно часто употребляется и в современном греческом языке. Впрочем, это слово может обозначать идею красоты настолько, что иногда оно прямо приобретает этот смысл; так в 6-ой Олимпиаде у Пиндара (стих 128), Эмме Пюэш переводит это слово как «сияние [881]». Наконец, это слово употребляется для обозначения форм, увиденных во сне [882]или различных образов, которые может принять Бог для того, чтобы предстать перед людьми [883]. Беем признаёт также, что выражение «вид или образ Бога» вполне естественно, когда хотят рассказать о явлении Бога в человеческом виде [884].

Нам представляется, что здесь надо сохранить эти значения: «образ» в смысле силуэт и лицо с обозначением красоты, в противоположность «схема», «вид» который скорее означает состояние упадка. Так уже в нашем гимне, где образ/лик раба передаётся словом «схема» («вид»), а также в том же послании в следующей главе», в которой святой Павел прибегает к тому же противопоставлению, применяя недвусмысленную «morphe» к телу Христа: «Наше жительство — на небесах. Оттуда мы ожидаем и Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа, который изменит вид нашего уничижённого тела, чтобы его преобразить так, что оно будет сообразно славному телу Его [885]». Экуменический перевод комментирует в примечании: «Буквально будет иметь тот же вид, что и его тело…» «Тело воскресшего Иисуса Христа, в котором сияет слава Бога — это образ, которому будет соответствовать наше собственное тело [886]». Тоже самое и в Послании к Римлянам [887]: «Итак, умоляю вас, братия … представьте тела ваши в жертву живую … и не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего…». Не это ли находит непосредственно святой Хуан де ла Крус, когда говорит, что своим воплощением Сын «прославил человека в божественной красоте, таким образом все создания в нём, поскольку в людях он соединился с природой их всех [888]»?