Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Речь идёт не о страдании во искупление грехов, но о том, чтобы выдержать ношу обращения в любом случае: как в случае совершенного греха, чтобы, пройдя по склону вниз, подняться вновь, так и в случае, когда исправлять ничего не нужно, а нужно просто продолжить подъём к Богу, несмотря на неизбежную боль, которую даёт нам наша ноша. И для исполнения этого Христос должен нам помочь перенести не только телесные мучения, но и, в основном, муки душевные, особенно самые серьёзные.

« Из любви к Отцу сын отказывается испытывать любовь. Он отказывается даже понимать, причину, почему он лишён этого. Он позволяет этому ограничению совершаться в нём, не видя, не проясняя, не чувствуя больше своего родства с Отцом. Возвращая Ему Дух свой, он доверяется Отцу во всём, что объединяло его с ним. Теперь он только объект покорности, который больше не знает сам себя, который даже не способен размышлять, потому что он лишён всякой темы для размышлений, и его одиночество полное. Это последнее объясняется не только отсутствием Отца, но и полным отсутствием любых знаков признания, любых доказательств, что именно в этом заключается воля Отца ».

Адриенна фон Шпейер

Когда к нам приходит испытание, мы никогда не переносим его в одиночестве.

Если мы поймём вещи под этим углом зрения, то нам не должно показаться удивительным, что Тереза-Елена Хиггинсон († 1905) воскликнула: « О! Какой ужас наполнил Душу Иисуса, когда Он взял на Себя грехи всего мира и не только предстал перед бесконечной чистотой и бесконечной справедливостью своего Предвечного Отца, но по-настоящему погрузился в них [1438]». И ещё: « Мы можем рассмотреть страдания, которые претерпел наш Господь в своей внешней жизни во время кошмарной и горькой Крестной муки, и увидеть, что каждое из мучений есть только лёгкая тень того, что совершилось в Его святой Душе, опечаленной до смерти — заглянуть в Его страх, Его ужас — в то, как надрывалась Его Сердце и Его Душа — в то, как Он любил [1439]».

То же самое, но с большим количеством подробностей сообщает нам из своего опыта Адриенна фон Шпейер, не так далеко отстоящая от нас по времени. Отец Урс фон Бальтазар напрасно предупреждает нас о том, что « элементарные стыдливость и уважение » запрещали самой Адриенне видеть в своих страданиях « даже скромное участие, а тем более «уподобление» страстям Христовым ». Это не мешает ему самому видеть в них участие « в страданиях Господа во время Страстей », и даже думать, что он сам может подняться, пускай несовершенно, через страдания Адриенны к страданиям Христа. « Для меня, присутствующего при этих событиях, спадала пелена с панорамы бесконечно разнообразных страданий: совокупность мучений, испытанных Христом на Масличной горе и на Голгофе, мучений стыда, позора, унижений, разных моментов покинутости Богом [1440]…». Ведь, как добавляет почти сразу отец фон Бальтазар, « от того, что она чувствовала на себе тяжесть греха, она осознавала, что является закоренелой грешницей, бесконечно далёкой от чистоты Агнца Божьего [1441]».

Но Христос тоже нёс бремя грехов мира и в большей степени, чем Адриенна. Неужели и он должен был чувствовать себя грешником? А его душа, святая в совершенстве, с такой силой обнаруживала в себе всю мощь зла, принесённого величайшими преступлениями, что содрогалась, как если бы она совершила их сама и чувствовала на себе их последствия! Именно это нам объясняет Адриенна. Христу известен грех как Богу, как « никогда не грешившему » человеку и как самим грешникам. Речь идёт о « внутреннем опыте » греха. « Он чувствует и знает изменения, производимые в человеке грехом… Он знает, как себя ощущают грешники …» И это не « чистая потенция ( как было бы, если бы мы согрешили ), но реальность, актуальность ( как это есть [1442])».

Заметим к слову, что мы далеки от всех попыток связать Страсти Христовы с теорией « блаженного видения », даже если мы находим такую связь у других мистиков [1443]. Здесь не достаточно отталкиваться от опыта глубочайшей радости, сосуществующей с великой скорбью, часто имеющегося у мистиков. Или же в этом случае понятию « блаженного видения » придаётся такой малый смысл, что оно уже больше ничего не значит. Но каждый из мистиков имеет свою особую миссию, и все мистики, вместе взятые, не имели опыта перенесения тяжести греха в таком объёме!

Христос передаёт нам Свою силу

Собственно, это та же самая мысль, но выраженная менее ярко. Не следовало бы обеднять все эти тексты, считая, что они выражают только лишь психологическую поддержку. Речь всегда идёт о непосредственном воздействии присутствия Христа в нас. Когда святая Екатерина Сиенская, освободившись от плотских искушений, которые одолевали её, видит Христа на кресте, Он объясняет ей, как мы видели, что на самом деле во время всех этих искушений Он был одновременно в ней и на кресте: « Ты не чувствовала моего присутствия, но Я был там вместе с Моей благодатью… Поэтому, дочь моя, не твоей добродетелью, но Моей, ты так храбро сражалась и заслужила самую обильную благодать [1444]…». Схожим образом святая Тереза из Авилы, говоря о душе, достигнувшей шестой комнаты, сообщает нам, что по выходе из испытания « она благодарит Господа нашего, Который сражался и победил; она ясно видит, что сражалась не она сама [1445]».

В свою очередь Люси-Кристина повторяет теми же словами, что после испытания душа замечает, « что Тот, кого она не видела, продолжал нести её; что тайный друг сражался за неё и в ней этим глубоко проникающим и неотразимым оружием, которое носит название «боль»; что Он сражался за неё, и что только Он один мог через неё отразить и расстроить атаки и происки врага [1446]». В другом месте тот же мистик сообщает нам больше подробностей: « Я увидела, что для того, чтобы переделать нас, наш Господь Иисус Христос Сам передаёт нам Себя целиком. Он нам передаёт свою святую человечность, в которой растворено Его божество, Своё Сердце — нашему сердцу, Свой Дух — нашему духу, Свою Волю — нашей воле, Свою Память — нашей памяти, Свою способность страдать — нашей страдающей природе, Свою чистейшую плоть и обоженную кровь — нашей лукавой плоти с порочной и мутной кровью [1447]…». Кстати, следовало бы отметить упоминание божества, « растворенного » в человеческой природе Христа, и подчёркивание его « обоженной » плоти и « чистейшей » крови.

Но это и есть самое частое свидетельство, приводимое всеми нашими мистиками, и именно поэтому официальная теология так мало об этом говорит. Тереза-Елена Хиггинсон говорит о своём опыте: «… у меня такое впечатление, что моя любовь — это Его любовь; однако, я плохо выразила мою мысль. Я хочу сказать, что Его Святое Сердце и моё составляют как бы одно сердце… Это что-то реальное, а не просто ощущение или воображение [1448]». Или: «… мне кажется, что я владею Его любовью и в свою очередь дарю Ему эту любовь [1449]…».