Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Мы видим, насколько это другой подход: отправная точка — недостаточное восприятие философских заключений Никеи и Халкидона, и, отсюда, плохое понимание их внутренней логики. Отсюда постепенное и бессознательное принятие, для тех же слов, нового содержания, из-за которого формулы веры становятся совершенно бессвязными.

Но здесь ещё и технический тупик, к которому мы пришли, не может объяснить, сам по себе, отказ от традиционной веры. На самом деле речь идёт о гораздо более глубоком изменении позиции.

Другой путь кажется нам также очень характерным и часто встречающимся, по крайней мере, в расплывчатой форме он ясно выражен у Б. Вельте [256] Zur Gruhgeschechte der Christologie, коллективный труд, изданный у Herder (1970), в котором повторяются некоторые из докладов, сделанных на сессии католических теологов в Унтермахтале, в январе 1969 года. . Мы упростим изложение, но главное — в основных направлениях.

Прежде всего, имелся Новый Завет, пережитое свидетельство таинства Христа, проникнутое семитской ментальностью, жизненной и экзистенциальной, относительно защищённой от метафизических спекуляций. Затем — нашествие и всемирное господство эллинизма, что вызвало необходимость представлять послание о спасении в категориях греческой мысли, то есть метафизическим, онтологическим способом, в сущностных, разделённых и застывших понятиях. Именно эта теология, которая берёт своё начало в Никее и Халкидоне, могла бы царить до сих пор. Но сегодня эта метафизическая мысль, точнее онтологическая, мертва. Она не соответствует тому, как современный человек рассматривает себя и как он понимает мир, в котором живёт. В эру, в которую мы вступаем, доминирует категория существования. Таким образом, надо будет найти новые формулировки, чтобы передать в наше время послание о спасении, а для этого обогнать — и возможно даже превзойти — старые догматические формулировки Никеи и Халкидона [257] Op. cit. с. 114-115. .

Итак, имеется совершенно отличная проблематика для достижения того же результата. Скажем, что в последнем случае потеря традиционной веры нам представляется технически более оправданной. Из этого следует, что прежде чем говорить о нашем несогласии, надо посмотреть на него пристальнее.

У нас, в свою очередь, не могло не возникнуть желание признать недостатки классической христологии. Сегодня это общепризнано, на всех уровнях мысли. Нет смысла умножать примеры. Мы ограничимся одной хорошей научно-популярной работой, выбор которой из ряда других был произвольным. В коллективном труде «Que dites-vous du Christ?» [258] Le Cerf, 1969 (с. 76-78). (что вы говорите о Христе?) П. Тавернье попытался «подвести итог пятнадцати векам метафизической христологии». Вот что он об этом думает:

«Мне кажется, что можно сделать четыре основных упрёка классической христологии:

«1) Её интеллектуальное бесплодие, присущее всякому усилию метафизического абстрагирования, делает её неусваиваемой для религиозного чувства христианского народа. Напротив, в западном католицизме, от средних веков до наших дней, будут расцветать различные проявления духовности, богатые в чувственном плане и в плане воображения, но лишённые евангелической силы: крестный путь, поклонение младенцу Христу, культ Священного Сердца и т.д ».

«2) В метафизике личности, такой, какой она разрабатывалась в период от святого Августина до Фомы Аквинского, не хватает психологии: субъективное измерениеи факт сознания, которые современные философы, начиная с Декарта, считают основной характеристикой личности, остались чуждыми теологам Воплощения ».

« Парадоксальное последствие: после яростной борьбы с монофизитством на уровне доктринальных определений, Церковь позволит ему спокойно завладеть христианской мыслью в комментариях к Евангелию: Иисус евангельских повествований выглядит часто тем, кто всё знает, всё может потому, что он Бог… Его вопросы, колебания, тоска становятся от этого непонятными и кажутся чистой видимостью: Иисус делает вид !».

Мимоходом заметим, что мы сталкиваемся здесь с обычной тенденцией путать сознание и личность. Правда в том, что наша средневековая теология, после первых отцов, с такой силой настаивала на божественности Христа, что не оставалось никакой возможности для демонстрации его человечности. Продолжали утверждать, что у него была и человеческая природа, но она, казалось, полностью была погружена в божественное сознание, без психологического слоя, без теневых сторон, без эволюции. Мы подходим здесь к третьему упрёку П. Тавернье в адрес классической христологии:

«3) … отсутствие исторического взгляда… Теологически это выражается в том, что определение Воплощения (человеческая природа, принятая Личностью Сына Бога) приложимо и к воскресшему Христу и к Иисусу во время его смертной жизни: вся судьба человека остаётся в стороне !»

« Отсюда абсурдный вопрос, повторяемый в течение веков: Если Воплощение уже было совершено в Вифлееме, зачем нужно было, чтобы Христос умирал? Как если бы «человеческое существо» сводилось бы к «обладанию человеческой природой» без проживания человеческой судьбы от начала до конца !»

Здесь нам надо сделать оговорку. Этот вопрос, « повторяемый в течение веков » не кажется нам уж таким «абсурдным». Даже если допустить, что принимая человеческую природу, Христос вступал на путь, заканчивающийся смертью, эта смерть не обязательно должна была бы произойти на кресте. Вся христология, которая не давала бы себе отчёт в обдуманном заранее выборе страдания, отрицала бы одну из самых поразительных мыслей Писания и показалась бы нам недостаточной.

Мы подходим к последнему упрёку, сформулированному нашим автором:

«4) Склонная прежде всего оценивать индивидуальный аспект личности, средневековая христология мало заботилась о том, чтобы выразить коллективное измерение Воплощения. Теология Спасения развивалась отдельно, как если бы она представляла собой нечто другое, и всё более и более сводилась к понятиям юридическим (удовлетворение, заслуга) ».

« При этом античная Церковь не игнорировала эту проблему: воспоминание предшествующих Иисусу Христу вековых цивилизаций ставило вопрос: Почему Воплощение? И когда отцы Церкви говорили : « Сын Бога соединился с человечеством », — они думали не только о Его индивидуальной человеческой природе, но и обо всём человеческом роде ».

« Сегодня, отделённые от Евангельских событий почти двадцатью веками, лучше поняв развитие человеческого фактора на нашей планете, мы спрашиваем себя: каково же отношение к Иисусу Христу людей, которые жили или живут далеко от Его точки приложения к истории ?… Классическая христология не даёт нам никакого ответа ».