Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Если сослаться на «Итог пятнадцати веков метафизической христологии», то можно заметить, что эти века даже и не упоминались. Забвение постоянно. Почти все исторические исследования, начиная с V века в Греции, связывают блаженного Августина и нашу средневековую латинскую теологию, как если бы весь христианский Восток вдруг перестал тогда существовать.

2. Эта традиция уже знала наши трудности:

Итак, из традиции, развитой на Востоке, мы знали только первый период, когда богословы были почти исключительно заняты уточнением отношения Христа к Своему Отцу, чтобы показать, что он был Богом, рискуя совершенно не замечать — а иногда даже отрицать — таинство страданий Христа, чтобы избежать соблазна Божественными Страстями. Только начиная с VII—VIII веков, когда была установлена в полной мере божественность Христа, богословы Востока стали размышлять над глубоким смыслом пути смирения, выбранного Христом.

В первые века они видели в смерти Христа только победу над нашей смертью. С тех пор они стали внимательнее относиться к цене этой победы, и вне какой бы то ни было сентиментальности к самому её механизму.

Но они сделали это, углубляя формулировки Никеи и Халкидона, не отбрасывая их, даже не исправляя; идя до конца по указанному пути, не возвращаясь назад; размышляя над Писанием в свете их духовного опыта, не сводя его к философским категориям, модным в то время в их стране.

Мы находим этих богословов Востока в наших мистиках Запада, призванных тем же Богом к тому же фундаментальному опыту смерти и воскрешения, в медленном приближении к Христу, что является прямым участием в том таинстве, которое он пережил для нас. Их свидетельства часто тем более ярки, чем менее официально господствующая в их время теология подкрепляла их утверждения.

И вот, при совпадении усилий богословов христианского Востока и мистиков всей Церкви в течение веков, у нас создаётся впечатление, что мы сталкиваемся с чаяниями сегодняшних теологов. Правда, для этого нам надо будет расстаться, как этого требуют Бернар Вельт и многие другие, с фундаментальными понятиями, разработанными греческой языческой метафизикой, размышляющей о Боге, и господствующими во всей нашей латинской схоластике [261] См. написанный в том же ключе труд. Г. Кюнга: Incarnation de Dieu (Desclée de Brouwer, 1973), особенно гл. VIII. . Но богословы христианского Востока, как и все мистики, их уже давно критиковали через отрицательное богословие, менее всего на свете думая о том, что тем самым они вынуждены подвергнуть сомнению определения первых Соборов.

Мы не станем здесь предпринимать исторического исследования о греческих Отцах, или прибегать к некоему соглашательству с мистиками Запада. Какими бы ни были подобные исследования, они не смогут удовлетворить нас. Желать придерживаться формулировок прошлого, — значит отрицать историю. Но и замалчивать весь опыт, полученный в этом прошлом, значило бы также отрицать историю и желать начать всё с нуля.

Мы постараемся представить скорее синтез для нашего времени, на языке нашего времени, но на базе формулировок Никеи и Халкидона, обдуманных, дополненных, углублённых всей мистической традицией Востока и Запада до наших дней. Мы попытаемся следовать по пути, который не является совершенно новым, даже если мы будем утверждать новизну недавними исследованиями, в особенности экзегетическими, но по основному пути самого постоянного понимания Церковью на самом глубоком уровне, на уровне мистическом, который всё более и более определяется как единственный, ведущий к проникновению в тайну. Драма в том, что наша современная теология отказывается от традиционной веры не потому, что она опередила её, но потому, что она никогда её по-настоящему не понимала; не потому, что она лучше поняла тайну Христа, но потому, что отказалась проникнуть в тайну [262] См. в противовес этой тенденции, прекрасную реакцию «современного» ума, очень научную: Remy Chauvin: Le Synode des fidèles (Vernoy, 1979). .

Нам кажется более логичным сначала увидеть, что Христос сделал для нашего спасения, а затем изучать, как это спасение может конкретно коснуться нас. Это методика «классической» теологии [263] Сравните Б. Вельт (там же, с. 114 и 116) и Тавернье (там же, с. 78, текст, цитируемый выше). на самом деле самая логичная, если принять теологическую систему, в которой спасительные акты Христа являются для нас внешними.

На пути теологии, по которому мы будем следовать, первой тайной, подлежащей рассмотрению, было таинство нашего союза с Христом. Только однажды уточнённая подлинность этого союза, действенность для нашего спасения всей жизни Христа и, в особенности, его Страстей, его смерти и его воскресения проявится почти сама собой в своей внутренней логике. Тогда перейдём к таинству его славы как спасению нашей природы и таинстве его страданий как спасению наших личностей.

Классическая теология предложила нам два различных и неравнозначных объяснения нашей общности во зле и во благе. Только благодаря факту нашего рождения мы все автоматически соединены с Адамом. Общность со Христом, напротив, может возникнуть только благодаря индивидуальному поступку, осуществлённому лично или другими за нас (крещение детей). Отсюда, в конечном счёте, то небольшое количество людей, которое Христос мог спасти. Мы это уже видели, это был четвёртый упрёк П. Тавернье в адрес «классической» христологии. В течение двадцати веков, которые отделяют нас от евангелических событий, мы постепенно раскрывали значительность человечества и цивилизации во времени и в пространстве. Всё более и более привлекает наш ум эта дилемма: или Искупление — страшный провал, или Христос нашёл способ придти ко всем этим людям, через время и пространство, но способом, которого теологи ещё не открыли.

Впрочем, П. Тавернье признаёт:

«Античная Церковь знала эти проблемы». Он резюмирует решение, предложенное первыми теологами: Сын Бога не только воплотился в особой человеческой природе, но Он и воплотил весь человеческий род.

Мы хотим вернуться к этой интуиции первоначальной Церкви во всём её последующем развитии. Именно в тайне нашего союза с Христом, как нам кажется, мы найдём ключ к нашей общности во времени и пространстве, во зле, как и в благе.

Со времени святого Павла этот союз имеет название во всей христианской традиции: Воплощение во Христе. Мы изучим сначала его природу, а затем его распространение. Благодаря нескольким примерам, взятым на Западе, мы покажем, каким образом мистики могли поддерживать или возобновлять эту традицию в течение каждого века, даже тогда, когда официальная теология уже давно с ней рассталась.