Иоанн Алексеев - Письма о духовной жизни

Кружок поддерживай, хоть и мало соберутся. Почитаете и поговорите. Конечно, о духовном будут слушать только расположенные к духовной жизни, вообще духовное с трудом стяжается. В древнее время в монастырях были беседы. Однажды старец говорил, и разговор затянулся. Иноки носы повесили и задремали. Мудрый старец стал говорить басни, и иноки воспрянули. Тогда мудрый старец вразумил их, чтобы не унывали, а бодрствовали.

Кончаю писать, и я уже стал дремать и зевать.

Схиигумен Иоанн.

08.02.1956

Уважаемая Елена Акселевна!

Благодарю за присланное. За хлопоты об издании моих писем я очень благодарен. У меня никогда не было мысли, чтобы мои письма были обнародованы. Писал ради Бога, что у меня было на сердце. Не свое мудрование, а заимствовано от святых отцов. Конечно, и свои некоторые есть опыты. Бог благословит, продолжай хлопотать, и Зинаиду благодарю за ее усердную работу. Тоже труд немаленький — стучать пальцами.

Наша монастырская жизнь еле теплится — братство хиреет и новых сил нет. Отец Иувиан впал просто в детство, ничего не соображает — как дитя.

Агния утром уедет. Этот раз очень была благодушна, справляла свои именины по-старому и шестьдесят лет [со дня] рождения. Привезла свежей рыбы, в пятницу варили суп с ее рыбой для всей братии. В именины угощала соборных чаем, а в воскресенье других отцов, шесть человек. Соборовалась, соборовал иеромонах Памва, ему подарила тысячу марок, а псаломщику отцу Леониду семьсот. По-своему отцы служили парастас и литургию. Благодарю Бога, что она умиротворилась.

Приветствую поклоном тебя, м. Платониду и Лидию. Храни вас Господь.

Схиигумен Иоанн.

03.04.1956

Утро

Уважаемая о Христе раба Божия Елена!

[...] В Журнале Московской Патриархии от первого января 1956 года — большая статья о старце Силуане. Написал епископ Михаил, прочти, наверно, у вас есть этот журнал. Все же, как слышно, многие увлекаются Силуаном, однако написано увлекательно. Когда читаешь, как-то увлекаешься, но почему-то на сердце не ложится и в памяти не остается, как-то и к жизни применить нельзя. Когда прочтешь у святых отцов — на сердце ложатся их советы, точно пластырь на раны. Очень многие его почитают, а автор книги иеромонах Софроний написал: «Преподобне отче Силуане, моли Бога о нас!» Очень многие почитают отца Силуана, даже желают что-нибудь получить оставшееся после его смерти. И вдруг слух прошел, что старцы Валаамские забраковали. Мне сказал Димитрий Фристейн: Игумен Иероним даже сжег эту книгу. Все же некрасивы такие слухи. Мои письма совсем иного характера, что-то скажут богословы? Если и понесут мое имя, как глупца, тушеваться не буду.

Прочел житие и о кончине отца Силуана, и стыдновато мне стало о своих немощах. Смотрю на часы, уже половина одиннадцатого. Ложусь на кровать, лежа подумаю об отце Силуане. Все же что-то есть мистическое, но это могут оценить ученые подвижники, а без духовного опыта одна ученость не может разобраться. Если есть у тебя «Письма о духовной жизни» епископа Феофана 1903 года издания, загляни туда, на двенадцатую страницу [48] . Епископ Михаил сказал, что учение старца Силуана созвучно [учению] преподобного Силуана новомученика. Но мне эта книга не попадала в руки.

[...]Кончаю писать, пойду и опущу в ящик. Храни тебя Господь.

Схиигумен Иоанн.

19.04.1956

Досточтимая о Христе раба Божия Елена!

Получил твое письмо. Я тоже согласен с тобой [в рассуждении] об отце Силуане. А Епископ Михаил вторит отцу Софронию. У отца Силуана какой-то мистический душок, уж очень близкое живое общение с Богом, и учение его высокопарное. Впрочем, Бог один, но идут к Нему с разных сторон. Оставим их при своих мнениях.

Статью Епископа Михаила я и не читал, а только пересмотрел, а отца Софрония толкование чисто научное, рассудочное тоже не могу читать.

Старцы сказали: учение епископа Феофана и Игнатия, как молоко, разбавленное водой, а учение святых отцов — цельное молоко, даже как сливки. А о новых богословах и говорить не остается: если пьешь чистое молоко, будешь ли пить разбавленное водой? Впрочем, не все могут вмещать святоотеческое учение — практическое и научно-богословское, нужно и будут [только] некоторые читать. Титушка все как-то не понимал меня, и неудивительно, ибо он держится буквы. В последний его приезд за чаепитием я сказал ему: «Недавно скончался у нас рясофорный монах, и у него не было креста на шее. Приходит инок ко мне и говорит: «Можно ли поминать этого умершего? Ведь у него креста на шее не было, мало ходил в церковь и маловерующий». Вот как говорит и думает буква, убивающая дух [см.: 2 Кор. 3, 6]. А если этот монах держался бы духа, то так не сказал бы». Тит сказал мне: «Только теперь я понял тебя». [...] Все же тяжеловато с окружающими, держащимися буквы. Просто никакого понятия не имеют о святоотеческом писании — буква заедает. Конечно, ин суд Божий и ин суд человеческий, и Бог смотрит не на дело, а на намерение, с каким оно делается. Ибо кому много дано, много и спросится, а кому мало дано, мало и спросится. Кто что делает бессознательно — иной суд, а кто делает сознательно — иной суд. Подходит ко мне инок и со вздохом говорит: «Нет, нет, не попаду я в рай! Читаю житие святого Василия и Феодоры о мытарствах, как нам придется отвечать за все». Я сказал: «Не отчаивайся, клади начало и исправляйся. Вспомни, как ты ругал Марию и по-всякому называл ее. Вот больше не поступай так — и спасешься». Монах сказал в гневе: «Ее надо бы колотить, — и начал ругать ее, — она мне то и то сделала». Тяжеловато мне было слушать его. А в церковь старается прийти раньше всех, сидит и ждет начала службы.

Кончаю писать, торопился, разбирай как-нибудь.

Храни тебя Господь.

Многогрешный схиигумен Иоанн.

28.04.1956

Уважаемая о Христе раба Божия Елена!

Получил твое письмо, сразу же пишу тебе, как раз и почта сейчас пойдет.

Напрасно ты тревожишься относительно моих статеек. Я ведь писал тебе, что посылаю их на ваше с Титом усмотрение. Если усмотрели, что они не нужны и не надо помещать в письмах, меня ничуть не тревожит. Также и о письмах, которые забраковали, тоже не смущаюсь и тебе советую не смущаться. А то до чего дошла, что даже ночи не спала. Повторяю, будь спокойна.

У меня теперь получилось такое устроение, что ничего меня не интересует и на все смотрю равнодушно, хоть и все письма мои забраковали бы, я и то не поскорбел бы: ведь письма мои мне не нужны. По правде сказать, и не интересуюсь об издании их. Писал письма, мне и в голову не приходило о печатании их.

Не надо забывать, что наша эта временная жизнь очень коротенькая, а будущая — конца не имеет. А тревоги у нас бывают от страстей, от гордости, самомнения и тщеславия; очень важно, надо обратить внимание и бороться с последней страстью. О! Как она нас смущает и даже связывает нашу свободу. А об обожении писать я не буду и не умею, вожусь все со страстями и не могу от них избавиться. Вот мне пример евангельской вдовицы [см.: Лк. 18, 1—8]. Господи, помоги мне, грешному, избавиться от долга страстям. Аминь.