Иоанн Алексеев - Письма о духовной жизни

Прошу святых молитв ваших.

Многогрешный схиигумен Иоанн.

Кила мало тревожит, а на ноге рана плохо залечивается.

02.10.1957

Боголюбивая раба Божия Елена!

Христос посреди нас!

Твою посылочку и письмо от двадцать седьмого сентября все это я получил. Отца Иакова отправили в санаторий, где я лежал. Он стал ненормальный, чуть корпус не сжег, так что пришлось даже связать и отправить. Отец Димитрий ездил туда, там сказали ему, что я долго не залежусь, теперь и больница не поможет. Значит, пришел конец, определенный Господом.

Отец Савва заболел, пища плохо проходит, надо принимать самую легкую. Скучает, бедный. Сегодня двое едут в Гельсингфорс, вот я и посылаю с ними письмо, опустят там в почтовый ящик. Отец Димитрий служит мне усердно, спаси его, Господи, и отец Иона стал усерднее относиться ко мне. Лучше же умирать дома, чем в больнице. [... ] Завтра буду причащаться, постараюсь собраться в церкви. Отец Лука долго колебался, все же решил не ехать. Святой Иоанн Лествичник пишет о таких людях в двадцать шестом слове, в сто шестнадцатом разделе. Какой тонкий психолог преподобный Иоанн! Вся его книга назидательная [50] .

Кончаю писать, прошу святых молитв ваших, немоществующий душой и телом многогрешный схиигумен Иоанн.

23.10.1957

[Первая часть данного письма написана иеродиаконом Ионой]

Боголюбивая Елена Акселевна!

Успокойтесь за отца Иоанна. Уходом и заботой нашими он доволен, и пока трудностей ухаживать за ним особых нет. Лучше быть дома, чем в больнице, а потому он не поедет ни в Хейнявеси, ни к вам. Сейчас он еще на ногах и сам себе делает перевязку, а тряпки теперь сушим дома на батарее, в хлебную носить не надо. Если же он будет слабый, то нас двое и будем по очереди дежурить. А теперь по договору с отцом Димитрием я даже мало и касаюсь, только слежу за ходом болезни, и если будет нужен какой медикамент, то вам напишу. Итак, будьте спокойны, я всегда дома и во всякое время мои услуги готовы, если будут нужны. Вас благодарим за любовь и доброту к старцу.

Добрейшая о Христе Елена, от души благодарю за добрый совет и пожелание. Дома уход хороший, и впредь отцы Иона и Димитрий заявили усердно продолжать за мною уход. Прилагаю письмо и два доллара, потрудись ответить, доллар возьми на расход. Теперь мне трудновато писать.

Прошу святых молитв ваших. И на всех вас, желающих мне всякого благополучия, призываю Божие благословение.

С любовью о Христе многогрешный схиигумен Иоанн.

P.S. На киле часто делаются тряпки мокрые, вот я и меняю их.

10.11.1957

Боголюбивая раба Божия Елена!

Христос посреди нас!

Я нахожусь в той же богадельне и в той же комнате, в которой ты посещала меня, когда приезжала. Благодарю Бога, что в моих болезнях остроты нет, терпимо. Конечно, исцелить нельзя, а маленько подлечивают. Когда в монастырь, не знаю. Отец Иона обещал ухаживать по указанию, он способный и у него есть практика. И раньше он один справлялся, и не вмешивался отец Димитрий и не хотел его оскорблять, чтобы отстранить от меня. Отец Димитрий из-за выгоды, а отец Иона больше по любви помогает больным. Были у меня Дороган и Тит, и теперь не знаю, кто посетит, кажется, таких нет, чтобы приехали ко мне. Который говорит по-русски, уехал, был временно. Впрочем, не затрудняюсь без русского языка.

Твое письмо я получил, и спутник меня не удивляет, ибо он человечеству полезного не даст, а увеличит только гордость и тщеславие, как Вавилонская башня. Церковь хорошо поет, красиво и торжественно Валаамского напева: «Рцыте яко воцарится Господь и утверди вселенную, яже не подвижится…». И куда лезет гордыня, ибо творение Создателя всего мира непостижимо уму человеческому, и это делается более понятно, когда человек от всего отстранится или на смертном одре, тогда он только поймет, что «мир — льстец и обманщик», как сказал Исаак Сирский. Не ты одна боишься смерти, святые тоже боялись, ибо смерть вошла в человечество не по природе, — вот человек боится смерти и бежит от нее.

Кончаю писать. И на всех вас, расположенных к моему убожеству, призываю Божие благословение. Храни вас Господь.

Пребываю с любовью во Христе, ваш недостойный сомолитвенник многогрешный схиигумен Иоанн.

17.11.1957

Боголюбивая раба Божия Елена!

Христос посреди нас.

Письмо я твое получил сразу пишу и тебе.

Сестра сказала Клавдии, что когда доктор приехал посмотреть меня, удивился, что у меня хорошо — раны засохли. То-то я чувствую себя хорошо, бодрым и сильным. Я полагаю, после праздника отпустят в монастырь, теперь свободно могу ходить в церковь к службам.

Клавдия, вероятно, напишет, сестра ведь ей говорила о моем положении. Неделю я пожил вдвоем, теперь опять перевели в ту келлию, в которой ты посещала меня. Я полагал, что посетишь еще меня, но, как видно, при твоем здоровье нельзя.

Я тоже ничего не знаю о монастыре и о всем прочем, только Клавдия сказала интересное: «Америка сделала спутник и пригласила на пуск иностранцев. Приехали, стали запускать, сразу же и сгорел на месте. Но американцы сказали, что русские шпионы испортили». Вероятно, было же смеху.

Значит, наши братия хорошо пристроились [в России], и слава Богу. Все же, я полагаю, пожалеют старое насиженное местечко. Наши иноки, когда уезжали из Гельсингфорса, [то] отец Михаил благословлял провожающих, и одна женщина исцелилась. Это говорила мне Клавдия, если это правда, хорошо и для Валаама, — вот и теперь не оскудела наша обитель от подобных подвижников.

Но теперь я, естественно, уже не в долгое время, созрел к переходу в вечную жизнь. Нападает страх, тайна великая, и чувства стали совсем другими на этот временный мир со всеми его соблазнами. Припоминаю я, Иоанн Лествичник сказал: «Мы не будем отвечать на Страшном Суде, что не богословствовали и не творили чудес, а ответим, что не плакали о своих грехах». И все виднее делается, когда останешься один и отрешишься от всего, а когда с народом и в суете, — настроение совсем другое. У меня аппетит хороший, и живот в порядке — вот небесная канцелярия и дала мне отсрочку еще на некоторое время…

Относительно моего положения не смущайся, теперь уход за мной маленький. Вода вся вышла, еще в монастыре стала выходить: если постою босой на полу, делалось мокро под ногами. А теперь совершенно воды нет, стал тоненький и ноги тоненькие. Я молился и просил Господа, чтобы быть тоненьким. Раны засохли, только на правой ноге, которая болит уже четырнадцать лет в колене, — вот на ней и появились раны, но теперь и они заживают. Вот, подробно написал свое положение. Отец Савва не приезжал. Но я не скорблю. Просил приехать и не приехал, значит, не пустили его, так ничего не ответил, я не смущаюсь. Довольно. Кончаю писать.