Сергей Зарин - Аскетизм по православно-христианскому учению. Книга вторая: Опыт систематического раскрытия вопроса

Учение о созерцании Бога в экстатической отрешенности с достаточной определенностью раскрыто уже у Плотина. В мiровоззрении этого последнего высшей ступенью познания является непосредственное созерцание единого (Enn. V, 1, 5). Когда дух достигает этого состояния, в нем исчезает не только чувственное познание и индивидуальное самосознание, но испаряется также идеальное познание разума; все эти низшие ступени познания гаснут в этом созерцании, – человек вступает в состояние экстатического созерцания. В таком состоянии душа не чувствует ни тела, ни самой себя. Ср. Albеrt Stöckl. 1B. S. 381, § 187. Так. обр., под «экстазом» Плотин разумеет такое состояние человека, в котором его дух, выступая из самого себя, перестает мыслить, теряет самосознание. Экстаз не есть знание Божества, а есть действительное соприкосновение с Ним. В экстазе душа человеческая как бы чувствует в себе непосредственное присутствие Божества, созерцая Его так, что при этом уничтожается всякое различие между созерцающим, т. е. человеческим разумом, и между созерцаемым, т. е. Божеством. Состояние экстаза не может быть описано, а может быть только испытываемо. Чтобы прийти к нему, нужно душе человеческой абсолютно выступить из самой себя, абсолютно отвлечься и от внутреннего в себе, а не только от всего внешнего. В экстазе человек находится в состоянии боговдохновения, т. е. чувствует в себе действие Божества, но он не может ни определить, ни описать, в чем именно состоит такое действие. В этом состоянии совершается такое безусловное единение созерцающего с созерцаемым, что при этом вовсе не различается сознание от своего предмета. Так. обр., в экстазе человек не отличает самого себя от того, что́ созерцает, всецело объединяясь с созерцаемым предметом. Следствием такого состояния является абсолютный покой. В душе уже нет никакого движения и деятельности, никакого мышления, никакого самосознания. Она уже возвышается не только над всем бытием, но и над всеми чувствованиями и желаниями, над всем мышлением, над всем сознанием или знанием, над всякой теоретической или практической деятельностью. Проф. Редкин. Цит. соч. Т. VΙΙ, стр. 464–465. Ср. стр. 80. Cnfr. Arthur Richtеr. Diе Ethik dеs Plotin, S. S. 47–51. Проф. Владиславлев. Цит. соч., стр. 214–215; 183–184. Проф. Остроумов. Соч. цит., стр. 165, 174–175.

Колос. III, 14.

В то время, как ταπείνωσις как у LXX, так и в Новом Завете употребляется для обозначения внешнего положения, в котором кто–либо находится и, следовательно, оттеняет прежде всего и преимущественно момент пассивный (Cnfr. Crеmеr. Lib. cit., S. 988), ταπεινοφροσύνη дает мысль о «смирении», как об акте и проявлении жизни сознательно–свободной. Отмеченный признак выражается, конечно, второй составной частью названного слова. Уже филологический смысл термина содержит указание на то, что им выражается собственно смиренный образ мыслей человека и предполагается – непременно – момент сознательно–свободного участия в обозначаемом им настроении. Отмеченный смысл данного термина хорошо определяется св. И. Златоустом , по словам которого ταπενοφροσύνη ἐστὶ, τὰ ταπεινὰ φρονεῖν. Ταπεινὰ δὲ φρονεῖ, οὐχ ὁ ἀπὸ ἀνάγκης ὢν ταπεινός, ἀλλ’ ὁ ἑαυτόν ταπεινῶν. (Homil. VI in еpist. ad Philippеnsеs. Cnfr. Suicеrus. T. II, col. 1235).

Историко–филологическая справка о коренном значении первой составной части анализируемого термина с наглядностью убеждает, какой существенно новый смысл вложило в него христианство и особенно аскетическое истолкование этого последнего. В самом деле, ταπεινος = humilis находится – по своему употреблению и значению – «в ближайшем синонимическом родстве» с прил. χθαμαλός (которое родственно с χθών) и χαμηλός, χαμαίζηλος, из коих последнее употреблялось в приложении к растениям, низко растущим по земле, а также по отношению к животным, живущим на этой последней. Равным образом и прил. ταπεινός не чужда мысль о наклонении к земле, о пресмыкании; в приложении к явлениям духовной жизни, ταπεινός употребляется по отношению к проявлениям, свойственным простому, грубому народу и выражающим его покорный образ мыслей, в смысле приниженности, забитости. (Cnfr. Schmidt , B. ΙΙΙ. § 55–69, где ταπεινός и рассматривается в группе слов, означающих землю (γῆ) или имеющих отношение к этому понятию). Как ταπεινός, так и humilis – вместе с своими производными – у классиков употреблялись преимущественно в дурном смысле, означая: рабский, низкий, обыденный; случаи употребления их в добром значении вообще редки. Правда, начиная с Платона, анализируемый термин начинает иногда употребляться и в похвальном, одобрительном смысле, выражая идею подчинения законам Божества (Платон и Плутарх). Однако, нежелательное, уничижительное значение разбираемых слов все же остается, по–видимому, преобладающим; так напр., и у Плутарха ταπεινόφρων = малодушный ( Crеmеr , lib. cit. S. 988), а у Аристотеля ταπεινότης тесно связано с μικροψυχία. (Подобное же можно утверждать о Платоне, Ксенофонте, и Сократе. Cnfr. Crеmеr , S. 987–988). Но и доброе значение разбираемых терминов все же далеко не заполняет собою всей глубины «смирения» христианского, – греческое понятие о «смирении» по существу не выше скромности, непритязательности. Христианство углубило данное понятие, и возвело добродетель «смирения» на пьедестал благороднейшей и необходимейшей из всех добродетелей, поскольку ею определяется существо и характер самых внутренних отношений человека и к Богу и к ближним. «Смирение» в отношении к Богу возникает на почве сознания и признания собственной греховности, является тесно связанным с этим именно настроением (ср. Лук. ХVІІІ, 14), а в своем проявлении и обнаружении «смирение» обусловлено настроением страха Божия, веры и надежды на Бога. По своей психологической природе представляя полную и решительную противоположность «гордости» (ὑπερηφανεία. Ср. Иак. IV, 6; 1 Петр. V, 5), «смирение» неразрывно связано с «кротостью» (πρᾳότης). Ср. Мф. XI, 29. По своему психологическому источнику, «смирение» ближе всего имеет отношение к «сердцу» (Ср. Μф. XI, 29: πραῦς εἰμι καὶ ταπεινὸς τῇ καρδίᾳ).

По учению преп. И. Кассиана , истинное смирение (humilitas vеra) осуществляется и проявляется «в глубине сердца» (in pеnеtralibus cordis. Dе coеnob. institut. lib. XII, с. XXIII. col. 460B–461A. Cnfr. Исаак С. Λ. XX, σ. 115). Последнее обстоятельство не должно быть упускаемо из внимания даже и в том случае, если принять определение «смирения», по коему оно «есть добродетель по преимуществу ума». ( Е. Игнатий. Поучение в неделю о слепорожденном. Собр. соч., т. IV. стр. 171).

1 Кор. XIII. 4. Ср. И. Златоуст. Homil. in еpist. I ad Corinth. Homil. XXXIII, n. 1, T. LXI, col. 277–278.