Сергей Иванов - БЛАЖЕННЫЕ ПОХАБЫ

На первый взгляд, «юродской» можно считать весьма знаменитую легенду о Робере-Дьяволе. Изложим её сюжет так, как он представлен в латиноязычном сочинении Этьена де Бурбона (XIII в.).

Одна бездетная герцогиня дала обет посвятить сына Дьяволу, если тот поможет ей родить. После этого она действительно произвела на свет сына Робера, ставшего невероятным злодеем. После многих убийств он узнает от матери о тайне своего рождения и, ужаснувшись, решает как-нибудь искупить страшное проклятие. Робер отправляется к папе в Рим, но тот отказывается отпустить ему грехи и посылает к анахорету, который повелевает,

чтобы он прикинулся сумасшедшим ( fatuum se faceret ) и терпеливо сносил все обиды , какие будут ему причинять дети и прочие , чтобы спал вместе с собаками и ел только то , что отнимет у них … Остриженный пустынником на манер сумасшедшего , он вошёл в царственный град , преследуемый мальчишками … Спать он желал только с собаками под лестницей , где проводил ночи в рыданиях и молитвах [DCCXC] [DCCXC] Anecdotes historiques, legendes et apologues / d'Etienne de Bourbon. Paris, 1877, p. 146-147. .

Так Робер прожил десять лет. Когда на Рим напали турки, он опять облачился в доспехи и свершил воинские подвиги. В конце концов его инкогнито было раскрыто, и император предложил ему руку своей дочери, но Робер отказался и стал паломником.

Эта легенда также известна во многих версиях на разных языках: старофранцузском, староанглийском, немецком, испанском, итальянском [DCCXCI] [DCCXCI] Ср.: Breul К. Sir Gowther, eine englische Romanze. Oppel, 1886; Idem. Le Dit de Robert le Diable // Abhandlungen… Herrn Prof. Dr. A. Tobler. Halle, 1895, S. 487-490; Borinski K. Eine altere deutsche Bearbeitung von Robert le Diable // Germania. 1892, bes. S. 49-51; Robert le Diable / Publ. P. E. Loserth. Paris, 1903, p. 44-67 etc. . Задолго до того, как она превратилась в куртуазный роман и получила агиографическую обработку, это был общеевропейский фольклорный сюжет о «Шелудивом», или «Златовласе» [DCCXCII] [DCCXCII] Robert le Diable, p. XXX-XXXIII. . Герой сказки бежит из дома, скрывает свои золотые волосы и прикидывается дураком, но всё это из соображений безопасности [135] [135] Также ради маскировки прикидывается безумным и другой фольклорный персонаж – «сын убитого короля», из которого развились такие литературные герои, как Луций Юний Брут (Tilt Livii Ab Urbe condita, I, 56, 8), Гамлет и др. (см.: Hansen W. F. Saxo Grammaticus and the Life of Hamlet. Lincoln; London, 1983, p. 16-37). . Мотив покаяния появился позднее, на стадии христианской переработки [DCCXCIII] [DCCXCIII] Robert le Diable, p. XXXIII -XXXIV. Мотив симуляции не сразу был переосмыслен в новом духе: например, в одной ирландской саге повествуется о трёх братьях – Лохане, Энне и Сильвестре, которые, совершив страшные злодеяния, решили покаяться и пришли к духовному вождю Финдену, который повелел им восстановить сожжённые ими церкви (см.: Crane R. S. An Irish Analogue of the Legend of Robert the Devil // The Romanic Review. V. 5. 1914, p. 63-64), о симуляции безумия не говорится ещё ни слова. . Хотя существование византийских прототипов легенды исключено [DCCXCIV] [DCCXCIV] Holmes U. Т. A History of Old French Literature. New York, 1937, p. 146. , некоторые её детали поразительно напоминают жития юродивых: например, Робер ночует вместе с собаками – совсем как Андрей Царьградский. Хрестоматийным для всех «юродских» житий является мотив унижений и побоев со стороны городских мальчишек.

Является ли Робер-Дьявол юродивым в техническом смысле этого слова? Ни в коем случае! Как это вообще характерно для западного средневековья в противоположность восточному, он нарушает приличия и напрашивается на унижения от сознания собственной греховности, а не греховности окружающего мира. Робер-Дьявол бесконечно далёк от православных юродивых: они тем сильнее провоцируют поношения, чем ослепительнее в них блеск добродетели – его-то и нужно скрывать от посторонних глаз. Полученные юродивым побои и оскорбления в византийской литературе не представлены как непосредственное продолжение его внутренней неудовлетворенности собой; наоборот, к юродству приступают лишь в состоянии абсолютного совершенства (единственное исключение здесь – Марк Лошадник [ср. с. 98], тогда как Иерофей из жития Симеона Нового Богослова опять-таки выходец с Запада, см. с. 168). Юродивые заботятся (каким способом – другой вопрос) о чужих душах, Робер-Дьявол – о своей собственной.

До сих пор мы говорили о фигурах светских или по крайней мере полурелигиозных. Обратимся теперь к официальной латинской агиографии. Может быть, там мы наконец найдем «настоящих» юродивых? Но сперва следует подчеркнуть, что весьма популярный в католическом мире (особенно начиная с XI в.) мотив «святой простоты» никоим образом не напоминает юродства: «простец» может вести себя необычно – но эта его нестандартность проистекает от простодушия, тогда как юродивый – какой угодно, только не простодушный [DCCXCV] [DCCXCV] Fritz J.-Μ. Le discours, p. 189. .

Многие исследователи настаивают на том, что юродство было известно и западному христианству [DCCXCVI] [DCCXCVI] Lliieromoine Lev. Une forme d'ascese russe. La folie pour le Christ // Irenikon. V. 2. 1927, p. 15, 18-19; Behr-SigelE. Les «fous pour le Christ» et la saintete laique dans Tancienne Russie // Irenikon. V. 15. 1938, p. 555; Иоанн Кологривов. Очерки по истории русской святости. Брюссель, 1961, с. 249-250; Pope R. W. Fools and Folly in Old Russia // Slavic Review. V. 39. 1980, p. 480; Krelzen-bacher L. Narren am heiligen Orte // Wallfahrt kennt keine Grenzen. Munchen; Zurich, 1984, S. 34-36. Ср.: Kobeis S. Foolishness in Christ: East vs. West // Canadian-American Slavic Studies. V. 34. 2000, № 3, p. 352. . Действительно, некоторые фигуры католического синаксаря теми или иными чертами напоминают юродивых. Но практически единственный обнаруженный нами чистый случай западного юродства – это житие (BHL, 8371) Ульфии Девы (VIII в.).

Она изображала помешательство рассудка ( fingit mentis amentiam )… и бегала туда-сюда с бледным от поста лицом , с непокрытою головой и распущенными , рассыпанными по плечам волосами , словно безумная ( velut amens ), дабы хоть этим вызывающим насмешки лицедейством ( ludo contemptibili ) обезобразить по возможности свою красоту и отвратить от себя тех , кто испытывал к ней плотское вожделение [DCCXCVII] [DCCXCVII] Vitas. Ulphae Virginis//AASSJanuarii. V. 3. Paris, 1863, p. 738. .

В X в. св. Ромуальд (BHL, 7324) «стремился вызвать недовольство и считал себя великим, когда… мог обращать на себя оскорбления» [DCCXCVIII] [DCCXCVIII] Brunonis Vita quinque fratrum // Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. T. 15. P. 2. Hannover, 1888, p. 719. . Позднее он переключил свою энергию на миссионерство. Осознание безмерности собственных грехов толкало на странные поступки таких святых, как Петр Урсеол (987 г.) во Франции или Хеймрад (1019 г.) в Германии [DCCXCIX] [DCCXCIX] Vandenbroucke F. Fous pour le Christ en Occident // Dictionnaire de spiritualite. V. 5. Paris, 1964, col. 763. - но в их случае это носило разовый характер. Главным же препятствием для возникновения юродства на Западе служила своего рода «социальная ответственность» тамошних святых. Например, когда бельгийская праведница Беатриса Назаретская задумалась (в 1232 г.), не «начать ли ей симулировать безумие (semetipsam insanam fingere)», но из робости обратилась за советом к своему духовному наставнику Генриху, он запретил ей это на том основании, что подобная аскеза послужит «не столько твоему, сколько ближних твоих греху и [душевному] вреду» (поп tarn in tuum quam in proximorum gravamen et damp-пит)», и святая тотчас отказалась от замысла [DCCC] [DCCC] The Life of Beatrice of Nazareth. Kalamazoo, 1991, p. 240- 244. Так же «социально ответственно» повела себя и святая Христина: когда она поняла, что её экстравагантные поступки могут соблазнять людей, она бежала в леса (King Μ. Η. The Sacramental Witness of Christina Mirabilis // Medieval Religious Women / Ed. L. Th. Shann. V. II. Peace-weavers. Kalamazoo, 1987, p. 151-152). .