Антон Тихомиров - Догматика без догматизма

Суть этой формулировки в том, что Иисус Христос был одновременно вполне Богом и вполне человеком, божественное и человеческое соединились в нем, не сливаясь, не смешиваясь, но и так, что их невозможно разделить, помыслить отдельно. Это прозрение очень важно, поскольку чаще всего Христа ошибочно воспринимают таким образом, что божественное замещает собой что-то человеческое или наоборот. Например, Христос творил такие вещи, которые человеку не под силу – скажем, воскрешение мертвых или чудеса в отношении природных сил – это божественное. Или: Христос как Бог обладал всеведением, но, будучи человеком, Он отказывается от его части. Божественное уступает место человеческому и наоборот. Иисус получается существом, состоящим из смешанных божественно-человеческих качеств. Можно сказать: это в Нем божественное, а это человеческое, то есть Христос становится своего рода полубогом. Наше привычное, повседневное благочестие имеет отчетливую тенденцию в этом направлении.

В противоположность этому халкидонское учение подчеркивает, что Христос был полностью человеком, и полностью Богом: без всякого изъяна в божественном и без превозношения человеческого. Божественным является, например, не необычность чудес, о которых рассказывают Евангелия, не сверхъестественность сама по себе, а тот смысл, что несли в себе эти события. Точно так же Его совершенно человеческая смерть на кресте есть одновременно и нечто абсолютно божественное. Божественное и человеческое во Христе нераздельны. То, что в нем является человеческим, является одновременно и божественным. Человеческое и божественное существуют в Нем не рядом друг с другом, а одно в одном, одно через другое.

И в то же время человеческая и божественная природа во Христе не сливаются и не смешиваются. Смерть Христа является подлинной человеческой смертью. Он, скажем так, при своей божественности страдал не меньше и не больше, чем любой другой распятый. Точно так же факт, что Он не обладал всеведением, никак не умаляет Его божественности.

Итак, халкидонский догмат, если понять его правильно, противостоит всяким попыткам (столь понятным, привычным и распространенным) сделать из Христа некое полубожественное существо. Типичным является такой диалог: если сказать, что Христос был человеком, то сразу последует ответ: «Но ведь не просто человеком!». Вот это и есть уклонение от халкидонского догмата. Все дело в том, что Христос был просто человеком. Но, будучи просто человеком , Он был и Богом. В мужестве сделать подобное утверждение – главная заслуга Халкидона.

Однако та форма, которая была выбрана для этого, кажется в наше время если не неудачной, то, по крайней мере, уже не вполне удовлетворительной. Соединение божественного и человеческого во Христе сегодня мы должны мыслить себе иначе, чем на языке античной метафизики. Древние богословы для объяснения соединения во Христе двух природ предлагали такой образ: масло, налитое в воду. Оно остается плавать на поверхности, масло и вода, таким образом, не смешиваются, но и становятся неразделимы. Огромный изъян этого образа в том, что масло и вода – сходные, сопоставимые вещи. О человеке и Боге такого сказать нельзя. Поэтому этот образ больше вводит в заблуждение, чем помогает. Соединение божественного и человеческого – это соединение принципиально различных реальностей, понятий из совершенно разных плоскостей. Более того, если мы поймем это, то такое соединение нам будет даже легче себе представить.

Можно предложить другой образ. Он тоже несовершенен, но идеальных аналогий здесь и не может быть. Представьте, что вы дарите кому-то книгу. Это книга, вполне книга – но в то же время это и подарок. То, что она является подарком, никак не меняет ее природы. Она была и остается книгой. Но в то же время, становясь подарком, она приобретает совершенно новое значение. Скажем, ваш друг, которому вы ее подарили, прочтет ее иначе, чем если бы он просто случайно купил ее. Свойство быть подарком нельзя измерить, взвесить и так далее, оно не вносит никаких изменений в саму книгу. Но в тоже время речь идет о чем-то вполне реальном, а не о чисто субъективных переживаниях. Примерно так, на мой взгляд, надо представлять себе и соединение человеческого и божественного во Христе: не как соединение двух сопоставимых «природ», «естеств», а как то, что вполне обычная реальность в силу определенных отношений обретает совершенно новое значение. Конкретный человек Иисус является Богом, не переставая быть человеком. Именно потому, что божественное – это понятие из совсем другой плоскости, оно не вытесняет собой человеческое.

Важно понять: если мы говорим о божественности Христа, то это субъективная или, лучше сказать, экзистенциальная категория. Я исповедую, что Христос является моим Богом. Христос – Бог для меня. Только так – и никак иначе – уместно говорить о божественности Христа. Всякий иной взгляд будет выражать заинтересованность не самим Иисусом Христом, а лишь Его некой абстрактной «божественной природой». Человек Иисус Христос – это самое высшее для меня, это то, что меня захватывает, затрагивает, не отпускает, Ему принадлежит мое сердце; Он – ультимативный символ прощения, принятия и доверия. Он – тот, на кого я возлагаю все свое упование, поэтому я исповедую, что Он является моим Богом. Абстрактно-научные рассуждения о божественной природе, личностях, ипостасях и так далее ничего по-настоящему не проясняют. Иисус Христос является моим Богом, потому что я возлагаю на Него все свое упование. Вспомним, как пишет Лютер: «то, к чему прилепилось твое сердце, и есть твой бог». Мое сердце прилепилось ко Христу, к этому человеку. Божественность Христа – в Его значении для нас. Возьмем еще раз пример с книгой: она не обретает дополнительную «природу», она обретает дополнительное значение, становясь подарком. Христос становится для меня Богом именно как человек. Я поклоняюсь не чему-то, что добавляется к Его человеческой сущности (если говорить на традиционном языке), а именно как в человеке в Нем вижу моего Бога.

Очень своеобразно, предельно заострив, подобную мысль выразила Доротея Зелле. Она говорила о том, что после всех потрясений и ужасов двадцатого века понятие Бога утратило всякий смысл, и больше невозможно утверждать наличие некоего вечного и всеблагого Существа. Бога в традиционном смысле больше нет. Однако все самое высшее и чистое она находит в образе Иисуса Христа. Поэтому Он – как конкретный человек, без всяких «сверхъестественных примесей» – становится ее Богом, единственно возможным в нашу эпоху Богом. Не обязательно разделять позицию Зелле полностью, но она ярко иллюстрирует то, что Бог – это не только и даже не столько объективная, сколько субъективная реальность. А если выразиться совсем точно, это реальность, в которой привычного нам разделения на субъективное и объективное не существует вовсе.