Владимир Залесский - Учебник писательского успеха. Часть I. Генрих Шлиман и его уроки

Продолжая чтение, я обнаружил, что сам же М. Мейерович приводит факт за фактом, опровергающие тезис о «развале» семьи. Художественно-документальное описание, наверное, не может быть свободным от некоторой трагедийной стилизации, ставящей комплексную образовательно-популяризаторско-мотивирующе-просветительскую задачу. Полагаю, что любой читатель с пользой и удовольствием прочтет талантливую книгу М. Мейеровича.

Ощутив несогласие с тезисом о «развале семьи» я стал читать внимательнее, и хотя такой привычки – писать прямо на полях книги – за собой не замечал, написал перечень номеров страниц, тех страниц, на которых излагались сведения, противоположные тезису о «развале».

Наверное, еще не зная об этом, я в тот момент и начал писать эту книгу, и первые ее строчки (не буквы, а – цифры) располагались не в этом тексте, который перед Вами, уважаемый Читатель, а в книге М. Мейеровича «Шлиман», изданной в 1966 году, на странице 23. (Книгу М. Мейеровича, наверное еще в 1966 году, купил мой отец; отец почти полгода к тому моменту как уже ушел в мир иной, а вот книга, мною не прочитанная, достояла на полке до ноября 2015 года, когда я по совету продавца купил диск с «фильмами о путешествиях»; один из фильмов был немецкий – отличнейший, снятый с колоссальной симпатией к главному герою – художественный (не документальный!) фильм «Таинственное сокровище Трои» («Сокровище Трои») (2007) – о Генрихе Шлимане. И вот, посмотрев 3—4 ноября 2015 года этот фильм, я снял с полки книгу М. Мейеровича и стал читать. А иногда и писать – в комнате отца и за его письменным столом). Одновременно происходило знакомство со статьями Википедии «Шлиман, София», «Шлиман, Генрих», другими; еще позже – с книгами И. А. Богданова, А. К. Гаврилова, Д. Н. Егорова, К. Керама, И. Стоуна, Г. Штоля, другими информационными источниками (см. список информационных источников).

В мое распоряжение поступили и книги (три объемных тома) самого Генриха Шлимана, отлично изданные на русском языке ЗАО «Центрполиграф»: «Илион» (в двух томах) и «Троя». С удовольствием я открывал обложки этих книг, рассматривал карты и иллюстрации, читал… Испытывал удивление: как смог Г. Шлиман найти время для написания этих содержательных и объемных работ при общей занятости, даже перегруженности, их автора. В момент получения названных трех томов и их первоначального осмотра на мгновение в моем сознании возникла картина незнакомого мне необычного прекрасного мира. И я подумал: «Это совсем другой мир!»

Если обобщить, то начальным импульсом авторской деятельности было мое несогласие со многими выводами относительно жизни и деятельности Г. Шлимана, либо – с отсутствием (правильных) выводов по важнейшим вопросам.

Затем я обратил внимание, что в жизни Г. Шлимана была некая внутренняя логика. Его жизнь была нарастающе успешной, хотя, возможно, даже сам Генрих Шлиман «изнутри» иногда считал иначе.

(Книги о правилах, закономерностях успеха интересны и полезны. Одним из подтверждений этого тезиса может быть написание Эратосфеном (ок. 276—194 до н. э.) трактата «Об искусстве жить, не скорбя»).

Это усилило мой интерес к Г. Шлиману и мою мотивацию к написанию книги.

Выбор пути развития – результат воспитательных воздействий, влияния окружения, игры случайностей, итог рационального и интуитивного выбора. Человек, делающий выбор, находится в определенной хронологической точке. Эмоциональное прошлое, динамичное настоящее, не вполне ясное будущее влияют на его оценки и мнения; его посещают минуты горечи, сомнений, неверия. Двигаясь по пути успеха, Генрих Шлиман в одном из писем в канун 1857 года писал: «…У меня одно только заучивание, в чем помогает мне память, (…) быть способным хоть самую малость сочинить самому, этого я не могу и никогда, к сожалению, не приду к этому…» [Гаврилов А. К. С. 122]. Лишь подводя итоги жизненного пути, осознавая насколько успешной оказалась его жизнь, Г. Шлиман восклицал: «Слава Афине Палладе!». Из этого ясна важность анализа жизненного пути Генриха Шлимана в целом, при учете мнений значительного числа биографов.

Одним из творческих результатов такого ретроспективного анализа является высказывание авторских суждений относительно законов (правил) успеха Генриха Шлимана.

Начав писать эту книгу, я предпринял меры к получению в свое распоряжение наиболее значимых русскоязычных публикаций. Оказалось, что некоторые мои размышления были уже – в какой-то форме – изложены в других работах. Но появилась своего рода позитивная инерция творческого процесса, и поздно было давать «задний ход».

Тем более, что к тому времени я уже (к счастью) успел сформулировать ряд правил успеха Г. Шлимана (тогда еще только для себя). Одно из этих правил гласит: «Пиши, публикуйся».

Были и некоторые мистические – направляющие – явления, давшие начальный толчок и способствовавшие преодолению первоначальных сомнений.

По мере «погружения в процесс» писать эту книгу стало интересно. И это – тоже мотив.

Некоторое, легкое «пробуксовывание» появилось после ознакомления с вопросом «…«За что можно так не любить Шлимана?» (Этот вопрос возникнет у меня потом не раз, когда кому-то придет в голову устроить выставку, поставить фильм о Шлимане или написать о нем статью, а то и – ну до чего же некоторые не любят Шлимана – и книгу сочинить, причем именно «сочинить»! )» [Богданов И. А., 2008 а. С. 21].

Проблема, о которой высказался И. А. Богданов, конечно созрела и назрела. Можно предположить, что эта «традиция» уклонения от качественного литературного описания выдающихся людей берет начало еще в XIX веке: «наиболее даровитые и крупные литераторы XIX века не дали ни одного достаточно яркого портрета своих родственников, таких, как, например, Крезо, Крупп, Зингер, Нобель и прочие „герои эпохи“, организаторы военной промышленности, морского транспорта, тяжёлой индустрии, машиностроения и т. д. Среди этих „героев“, людей, несомненно, сильной воли, подлинных хозяев жизни, были, конечно, „поэты своего дела“» (М. Горький «Ещё раз об „Истории молодого человека XIX столетия“»).

Между прочим, такой вопрос («За что можно так не любить Шлимана?») я и сам мог бы задать по итогам знакомства с биографиями Генриха Шлимана. Например, одна из биографий показывает, что, оказывается, на «негативном истолковании», на добавлении подозрительных домыслов можно построить целую монографию (монографию по подбору фактов – добросовестную, тщательную, а по домыслам и истолкованиям – сомнительного качества). Эффект интеллектуального миксера: читатель «отпадает». Может быть, это свойственно описаниям жизни исследователей древних цивилизаций? Относительно Шампольона говорится о появлении «позорных, оскорбительных для наших чувств работ» [Керам. С. 81]. Конечно, интеграция в биографию элементов комикса делает ее более легко читаемой широкими массами населения (а это заслуживает положительной оценки); но форматирование биографии серьезного цивилизационного деятеля по правилам построения и изложения комикса – это уже воспринимается не как популяризация сложных вопросов культурного развития человечества, а как проявление стилизованной дезинформации читателя и профанации сложной культурной тематики для целей повышения читательского спроса и роста цитируемости. Привлекательность таких приятных вещей как продаваемость книги и высокая ее цитируемость должна «ставиться в рамки» пониманием различия между цивилизацией и дикостью. Себе я задал вопрос: этично ли ссылаться на такого рода гибридную (сочетающую свойства тщательного научного труда и комикса) работу? По итогам некоторых размышлений пришел к выводу: без жизни, труда, дневников, писем, архива, книг, археологических достижений самого Генриха Шлимана и без помощи тех добросовестных людей, которые обеспечивают сохранность (и развитие) наследия Г. Шлимана, «гибридный» труд не мог бы состояться (и не будем забывать о положительном, все же, эффекте популяризации). (Автор «гибридного» труда даже сфотографировался у могилы матери Генриха Шлимана на Анкерсхагенском кладбище; разместил фото в своей книге; в Анкерсхагене, отметим отдельно, организован музей Генриха Шлимана). Итак – при необходимости – цитирование этично. («Отдели примесь от серебра…» (Пр 25:4). «Он расточил… правда его пребывает вовеки… Нечестивый увидит это и будет досадовать…» (Пс 111:9—10)).