Йылмаз Гюней - Погубленные жизни

— Нет, здесь и в самом деле душновато.

— Покурим?

— Давай.

— Садись поближе. Так сподручнее будет разговаривать.

Халиль сел рядом. У Хыдыра голос дрожал от волнения, казалось, он подавляет слезы.

— Несчастный я человек, Халиль. Не знаю даже, как тебе рассказать… В общем, полюбил я дочь одного бедняка, да так полюбил, что, наверное, сам аллах удивляется. Ты меня слушаешь?

— Слушаю, слушаю.

— Дело мое дрянь, Халиль, И выхода никакого, это уж точно.

Хыдыр то и дело вытирал пот, дышал тяжело, с присвистом.

— Полюбил я ее, горемычную, всем сердцем. И она меня полюбила. Уже семь лет за их семьей таскаюсь. Куда они — туда и я. Вот и сегодня ездил в Юзбаши, потому что они там. Ты, наверно, знаешь ее. Это Алие, дочь Чандыра Мустафы.

— Как не знать? Они у нас здесь жили.

— Верно. Напал я на их след и приехал сюда. А они — на тебе! — в Юзбаши переселились! Вот и езжу теперь туда. Говорили мы с ней нынче. И знаешь, что она мне сказала? Ох, Халиль! Если, говорит, ты мужчина, уведи меня, а если нет, тогда жди — я сама тебя уведу. Так и сказала. Как же такое стерпеть?! Как выход найти?

— Чего же мы ждем? Давай увезем ее?

— А ты пойдешь со мной?

— Еще спрашиваешь? Да я жизни не пожалею! Скажешь: сегодня — пойдем сегодня! Скажешь: завтра — значит, завтра! Думаешь, я шкуру свою пожалею?

— Они, Халиль, мои земляки. Алие я помню еще сопливой девчонкой, Ушел я из родных мест, а через три года ненароком встретил их около Джейхана [8] Джейхан — уездный город на юго-востоке Турции. . Они безземельными были, вот и переселились туда. Посмотрел я на Алие: выросла она, такой красавицей стала! И полюбил ее, с первого взгляда полюбил.

— Ну давай увезем твою Алие!

— Увезти — дело нетрудное. Видит бог, я украл бы Алие, даже если бы ее целая армия стерегла. Не боюсь я ни братьев ее, никого. Но куда я ее приведу? К кому? Денег у меня — ни куруша. Угла своего нет, ничего нет. Что же мне делать, брат, посоветуй!

Халиль задумался, потом беспомощно посмотрел на Хыдыра:

— Если надо — душу тебе, брат, отдам, а вот посоветовать ничего не могу.

— Что же мне делать?

Халиль опустил голову.

— У тебя, Хыдыр, и знакомых никаких нет?

— Нет, никого нет.

— И у меня нет.

Они помолчали.

— Сам ты, Хыдыр, что думаешь?

— У меня только один выход: увести Алие в горы. Если погибать, так вместе.

— В горы? В такую-то пору? Ведь это верная смерть. Пожалей свою молодость, брат!

— Какая там молодость! Только горы могут укрыть нас с Алие! Только горы!

— А что если обратиться к дяде Камберу?

— Да он сам ютится с женой и сыном в тесной халупе. Спать-то им где-нибудь надо. Нет, на такое я не пойду.

— Но может, он что-нибудь посоветует.

— Вряд ли.

— А я с ним поговорю.

Халиль встал и вышел. Камбер с Али Османом развели под навесом огонь и беседовали, дожидаясь, пока в маленьком чайнике вскипит вода.

— Приехали? — спросил Али Осман.

— Приехали, дядюшка, — сказал Халиль и сел рядом с ними.

— Вчера вечером, — заговорил Камбер, — я тебя, Халиль, обидел. Не сердись на меня, родной. Не хотел я, ей-богу. Но ладно, хватит про это. Скажи, что нового у Хыдыра.

— Говорил он с девушкой.

— Да ну? И что она сказала?

— Сказала: уведи меня, и делу конец!

— Вот это да!

— Так прямо и сказала. Если ты, говорит, мужчина, то уведи меня, а если нет — тогда жди, я сама тебя уведу.

— Ей-богу, позавидуешь Хыдыру. Слыхал, Камбер?

— Да. Это она верно сказала.

— Вот она какая, беззаветная любовь! — сказал Али Осман.

— Шутка ли — семь лет! И это в наше время, — проговорил Камбер.

— Теперь он непременно ее уведет! — заявил Халиль.

— Уведет? — переспросил Камбер.

— Уведет, раз вбил себе в голову, — сказал Халиль.

— Легкомысленный этот Хыдыр, — покачал головой Али Осман. — Увести-то уведет, а куда приведет?

— В горы.

— Зимой? — изумился Камбер.

— Рехнулся он, что ли?

— Говорит, это единственный выход.

— Не иначе как нарочно решил сгубить себя, — сказал Камбер. — Он ведь и без того болен.

— То же самое и я ему доказывал. Как можно, спрашиваю, когда зима на носу? Не сегодня-завтра в горах снег выпадет, замерзнете там.

— Нужно было сказать: на верную смерть идете.

— И это я ему говорил. Слушать не хочет. Нет, говорит, у меня ни друзей, ни родных, никто горю моему не поможет. Или, говорит, уведу ее в горы, или руки на себя наложу.

— Руки на себя, говоришь, наложит? — переспросил Али Осман.

— Ей-богу, спятил парень, — сказал Камбер.

— На то она и любовь, брат мой. Безумным может человека сделать, слепым.

— Видать, и ты, Али Осман, был так же сильно влюблен, — съехидничал Камбер.

— Был ли, не был, а о любви всякого наслушался.

Чайник кипел, из носика шел пар. Камбер бросил в кипяток горсть сухой мяты и сказал:

— Горы — погибель для человека.

— А что ему, дядя, остается? — спросил Халиль. Камбер разлил отвар мяты в жестяные кружки.

— Эх, чуть-чуть сахарку бы! — сказал Али Осман.

— Ну, побудет он там день-другой, ну, пусть месяц, — заговорил Камбер. — А потом что? Вот ты, Али Осман, скажи: что он будет делать потом? Увести девушку — дело нехитрое. Я хоть и стар стал, а если нужно, вместе с Хыдыром пойду.

— Что толковать про это? И я бы пошел, хотя ни к чему это, раз есть такой здоровенный парень, как Халиль, — под такими, как говорится, земля приминается.

— А дальше что делать? Весь век мучиться?

— И то верно, — вздохнул Али Осман. — Нужда беду гонит, а у них — ни угла, ни куруша. Тяжко.

— Да, нелегко. Когда я женился, у меня хоть одеяло было. И еще чайник. А у Хыдыра ни одеяла, ни чайника, совсем ничего. Парень он хоть куда, а бедный — беднее не бывает, — сказал Камбер.

— Ты, брат, так говоришь, словно дочь за него отдаешь, — повернулся к Камберу Али Осман.

— Говорю, как есть. В наше время без денег шагу не ступишь. Если ты богат — каждый тебе рад, если беден — отправляйся в ад… И у девушки ничего нет. Она из бедной семьи. Это я точно знаю. Возьмет она свой узелок и убежит. А что в узелке? Три платка и два платья. Вот и все богатство. Нет, не дело Хыдыр затеял.

— Верно ты говоришь, — согласился Али Осман. — Жаль мне их.

— Сгорят бедняги, как щепки в огне, — добавил Камбер.

— Сколько раз я ему про это говорил. А он знай твердит: в горы да в горы.

— Да и не в одном жилье дело, — заметил Камбер. — Жилье — это голые стены.

— Да, брат, жилье — это полдела, — кивнул Али Осман.

— Еда нужна, постель, в общем, много всего, — говорил Камбер. — Если бы дело только в жилье упиралось, я отослал бы жену с ребенком к Кавалджи Хасану, а сам бы в хлеву спал.

— Ох уж эта нужда! — вздохнул Али Осман. — Имел бы я дом и деньги, спросил бы Хыдыра: что тебе, Хыдыр, нужно? Комната, ответил бы он. А я ему: пожалуйста, вот тебе комната! Деньги? Пожалуйста, скажи, сколько требуется. Все бы ему дал. Только у самого ничего нет. Будь проклята эта бедность!