Йылмаз Гюней - Погубленные жизни

Из крана бочки капает вода: кап… кап… кап… Этот монотонный звук и белизна палаток придают свою, особую красоту дышащему прохладой утру. Батраки просыпаются. Медлительные, усталые, они не замечают окружающую их красоту и ощущают лишь боль во всем теле, горечь во рту, тяжесть в голове. У одного немеет поясница, у другого — рука или нога.

Вскоре, прихватив корзины, кувшины, еду, все отправляются на работу. Идут, растянувшись цепочкой. Идут, шурша кустами. В палатках остаются только маленькие дети, муравьи и хлебные крошки. Муравьи тащут крошки, запасают на зиму.

Батраки становятся в ряд, каждый на то место, где он кончил работать накануне. Хлопчатник влажный, весь в росе. Пахнет хлопковыми семенами, пахнет росой. Коробочки мягкие, податливые, они не колются, не царапаются, не ранят рук, их острые, как штыки, концы пока не опасны. Дует прохладный ветер, он бодрит, рассеивает сонное оцепенение, рассеивает и мрачные утренние думы. Кое-где мелькают распустившиеся цветы полевых вьюнков — розовые, желтые, белые. Узкие бутоны ждут, когда придет их очередь распуститься. Через день-два настанет и для них праздник. Вьюнки будут цвести и цвести, будут хорошеть день ото дня. Кажется, не будет конца цветению, пиршеству красок. Белые, розовые, желтые, синие колокольчики готовы цвести без устали…

Искусные руки порхают от коробочки к коробочке, срывая комочки хлопка. Горсть за горстью хлопок отправляется в корзины, в торбы. Пахнет хлопковыми семенами, пахнет хлопком. В часы утренней прохлады батраки работают во всю силу. Пальцы привычно сжимают белый комочек и в одно мгновение начисто опустошают коробочку. Полная пригоршня белизны…

Позади остаются общипанные красно-бурые кусты с небольшими островками зеленых листьев. Неприкаянно торчат пустые коробочки… Становится все светлее. Трясогузки, грациозно покачивая хвостиками, перелетают с куста на куст.

Кямиль выпрямился, крикнул:

— Эй, Алтындыш! Что-то тебя не слышно. Не помер ли?

Алтындыш рассмеялся:

— Размечтался я, Кямиль-ага. Представил себе, как буду нынче уминать суджук.

— А я, Алтындыш, думаю, что этот суджук самой судьбой мне предназначен. А?

— Придется аллаху изменить свое предопределение. До восхода еще есть время, не торопись, а то шайтан попутает. Наш с тобой спор, Кямиль-ага, колокольчики лошадей Халиля разрешат. Погоди самую малость.

— До восхода солнца, можно сказать, минуты остались. Считай, что я уже ем твой суджук.

— Приятного аппетита! На здоровье!

Длинный Махмуд ковылял, опираясь на свой костыль, и время от времени садился собирать хлопок то в ряду Вели, то в ряду Эмине, а затем ковылял дальше. Услыхав, что Кямиль с Алтындышем говорят о Халиле, он крикнул:

— Эй, Кямиль-ага! Не забывай, что Халиль гяурской породы. Увидишь, он будет здесь еще до восхода!

Эмине наполнила хлопком торбу, закинула ее за спину и направилась туда, где ссыпали хлопок. Она радовалась, что все хвалят Халиля, но радость тут же сменялась горечью.

Каждый ссыпал хлопок в определенное место. Али Осман сбил свой хлопок в плотную кучку и, улегшись на нее, заснул. Эмине высыпала хлопок из торбы и принялась подбирать отлетевшие в сторону комочки. Подбирала, а сама поглядывала на Али Османа, видимо, хотела ему что-то сказать, но Али Осман спал.

Когда она снова подошла ссыпать хлопок, Али Осман проснулся и свертывал цыгарку.

— Эта роса доконает нас, — откашлявшись, пожаловался он.

— Дядя Али! — обратилась к нему Эмине и умолкла.

— Говори, деточка, говори! — Али Осман с жалостью посмотрел на девушку.

— Дядя Али, скажите Халилю, чтобы не губил своего здоровья. Ведь совсем не щадит себя.

Али Осман кивнул с таким видом, словно сам уже думал об этом.

— Халиль теперь не тот, что был прежде. Никого не слушает. Слова ему не скажи. И я, и все мы очень за него беспокоимся…

Занималась заря. На востоке по небу протянулась полоса, она все росла, ширилась.

Эмине вернулась на свой ряд.

— Алтындыш, солнце всходит! Ты погляди! — радостно крикнул Кямиль.

— Ну и пусть!

Всплывало солнце. Все умолкли. Алтындыш весь обратился в слух, надеясь, что вот сейчас раздастся звон колокольчиков.

— Проиграл, Алтындыш! Проиграл! — торжествующе заявил Кямиль.

— Едет! — воскликнул Алтындыш. — Едет!

Батраки изумленно переглянулись. Оставляя за собой облако пыли, приближалась повозка.

— Ай да молодец, Халиль! На руках тебя носить надо!

Эмине чуть не заплакала от радости. "Эх, Халиль! Искалечили нам жизнь, загубили нас, в рог бараний скрутили!" Али, следивший за Эмине, догадывался, что творится у нее в душе, он теперь знал все, но не мог отказаться от своей любви, забыть свои мечты. Порой ему казалось, что Халиль недостоин любви Эмине, а иногда он чувствовал, что тягаться с Халилем ему не по плечу. Вот и сейчас ему казалось, будто он проиграл в соревновании с Халилем.

Халиль гнал лошадей, стоя во весь рост. Колокольчики звенели не умолкая.

Длинный Махмуд сидел на земле, махал обеими руками и кричал:

— Халиль! Орел мой! Ну и молодец!

— А что ты бесишься? — сердито оборвала Махмуда жена. — Один едет, другой суджук выиграл, третий проиграл, а тебе что до того?

— Как это, жена, что? Когда я вижу Халиля, у меня грудь распирает от гордости. Вспоминаются былые деньки. Возницы понимают друг друга. Вот и я люблю Халиля.

— Хорошо бы и он ценил тебя по заслугам!

— Халиль меня любит, жена. Только виду не подает.

— Очень он тебя любит! Хоть бы разок пришел помочь! Если бы не Али, туго бы нам пришлось.

— Ничего ты не понимаешь. Да и где тебе твоим бабьим умом понять?

— Думаешь, ты один понимаешь, да?

— Не суй, жена, нос не в свое дело! Помолчи лучше! Длинный Махмуд посмотрел на Халиля, который пил из кувшина воду, потом на Эмине — она не сводила с Халиля глаз. Махмуд догадывался, что происходило между Халилем и Эмине.

Халиль шел, широко шагая, в руках у него был небольшой кулек. Еще издали он крикнул:

— Бог в помощь, люди!

Батраки наперебой закричали каждый свое: "Не дай бог, чтобы такое опять повторилось!", "Добро пожаловать!", "Ты еще легко отделался!"…

— Я вам конфет привез, — сказал Халиль, показывая на кулек. — Угощайтесь.

— Легко ты, Халиль, отделался, — сказал Кямиль. — Мы так беспокоились, когда узнали об этой истории. Пусть такое больше не повторится!

— Спасибо, Кямиль-ага.

— Пусть такое больше не повторится, Халиль! — подхватил Алтындыш и добавил. — А знаешь, благодаря тебе мне кило суджука привалило.

— Благодаря мне? — удивился Халиль.

— Мы с Кямиль-агой поспорили: я говорил, что ты до восхода приедешь, а Кямиль-ага не верил.

— Я рад, что ты выиграл. Теперь лет десять тебе будет о чем рассказывать, — сказал Кямиль.