Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга первая)

Дальше все снова шло по обычаю: Аннагюль привезли, с почетом высадили из кеджебе и поместили в одной из комнат. Здесь вокруг нее собрались девушки — соседки и родственницы жениха.

Я пришел в дом родителей Чарыкурбана полчаса спустя. Здесь на дворе разбивали белую юрту. И как только она была готова, туда перевели невесту, все еще закутанную в бархат.

До ночи вокруг свадебной юрты не утихало веселое празднество. Пел, веселил сердца собравшихся искусный бахши; окруженные плотным кольцом восхищенных ценителей, состязались в силе и ловкости прославленные пальваны. Чарыкурбап — плечистый, в красном халате и белой папахе, лишь изредка выходил к гостям.

Поздно ночью был совершен обряд бракосочетания. Он у нас короток и прост. Старшая сноха Чарыкурбана — жена его старшего брата — привела жениха в юрту к невесте. Здесь она соединила их руки, потом задула огонек светильника и вышла…

В первый раз молодые — Чарыкурбан и Аннагюль — остались одни. Жениху, как водится, дружки заранее завязали кушак на множество узлов, крепких да замысловатых, и еще конец упрятали так, что не найдешь. А невеста обязана распутать узелки все до единого. Потом она должна стянуть с жениха сапоги, сиять с него халат. А парень проверяет: ловка ли, проворна, сметлива…

Свадебный обряд на этом не завершается. Утром молодой муж удалился. И следующую ночь с молодой провели одни женщины: сноха мужа, та самая, что руки им соединяла, еще две-три молодухи. И пока сноха не уйдет, молодой муж не смеет входить к своей жене.

Удалилась же она только два дня спустя. Тогда родители Чарыкурбана пригласили несколько человек из родни невестки, щедро их одарили и с почетом провоздили; я был в их числе, получил новый кушак. Теперь молодые могли, наконец, оставаться наедине, но мужу пока не полагалось приходить в дом к тестю. А еще несколько дней спустя Аннагюль, согласно обычаю, привели опять к нам. Но вскоре мать и дядя Аман пригласили своих новых родичей, а вместе с ними и молодого зятя. Подарили ему халат. Созвали знакомых с обеих сторон и целый день ходили в гости друг к другу. И подарков снова раздарили при этом множество. Вечером мою сестру снова увезли к мужу. Вот теперь уж окончательно породнились обе семьи.

Так велось в нашем ауле исстари.

Наконец, последнюю сумму денег выплатили нам в счет калыма за Аннагюль, и дядя Аман распорядился ими уже по-своему: часть пошла на возмещение расходов свадьбе, а остальные он попросту присвоил, дело было к зиме, мать надеялась: удастся купить мне что-нибудь из теплой одежды, но не вышло. Так и пришлось ей латать для меня старье.

Несколько дней миновало, и наш покровитель заявил мне: у вас, дескать, в доме теперь забот поменьше, помоги-ка мне, гоняй на пастбище мою корову вместе со своей. А еще через полмесяца он с утра пришел к вам и долго разговаривал о чем-то с моей матерью. В полдень, она объявила: дядя решил переселить нас к себе, трудно ему присматривать за нашим домом… Пришло, значит, время проститься с местом, где я родился и вырос. Дядя Аман живо перевез наше небогатое имущество, кибитку свою мы разбили в углу дядиного двора.

На прежнем месте, у арыка и одинокого тутовника, осталась осиротевшая, пустая дедушкина мазанка. И возле нее — старый пес Алабай. Он ни за что не пожелал уходить с привычного места. Раза два мы уводили его во двор к дяде, но пес неизменно прибегал назад.

В ауле начали поговаривать: Аман присвоил сначала имущество покойного брата, а потом и его семью… Теперь уж он распоряжался мною, как ему вздумается: в пески за саксаулом посылал, велел на арыке чигирь крутить, когда наступала наша очередь поливать, заставлял кизяк собирать по аулу. Мать не вмешивалась. Согласно обычаю, она не имела права голоса в семье деверя, который после смерти мужа сделался ее полноправным властелином.

Тяжко, голодно жилось мне в семье у дяди Амана. И я, возможно, не вынес бы такой жизни. Убежал бы куда-нибудь. Если б не Донди.

Донди — это моя двоюродная сестренка, дочь дяди Амана. Всего на год моложе меня. Красивая девочка, ласковая. В детстве, помню, взрослые всегда ею восхищались: «Поглядите, какая хорошенькая! Вот уж, верно, красавицей вырастет. Счастливый парень, за которого выдадут такую пери!»

Мы с Донди дружили, вместе играли. Понемногу и я начал на нее заглядываться, в голове стало мелькать: «А что если бы Донди выдали за меня замуж?» Дальше больше, воображение мое все сильней распалялось. А девочка, с каждым годом делалась милее, привлекательней. Стал я замечать: и она тоже неравнодушна ко мне. Так и сделалась Донди моей первой мальчишеской любовью. Сперва мальчишеской, а потом и настоящей, на всю жизнь.

Когда мы с ней подросли, нас разлучили, как того требовал обычай. Уже нельзя было встречаться, как в детстве. Мы, однако, успели поведать друг другу о своих чувствах.

Я не оставлял мечты, что когда-нибудь Донди станет моей. Но когда? Возможно ли такое?

И вдруг — это было незадолго до смерти моего отца родители при мне заговорили о том, что для меня пора уже приглядеть невесту. Раз-другой завели они такой разговор. Не только при мне, разумеется, обсуждали они этот важный для всей семьи вопрос. И вот — можно ли представить себе парня, более счастливого, чем я в ют миг? — мать объявляет, что решено сватать для меня именно Донди.

Как же я тогда обрадовался? Вся жизнь для меня озарилась новым, ярким светом.

Оказывается, моей матери первой пришла в голову мысль, что Донди — вполне подходящая для меня невеста. Отец с ее доводами согласился; женить двоюродного брата и сестру — дело обычное в дайханских семьях. И вот моя мать отправилась договариваться к матери Донди. Свояченицы быстро нашли общий язык, достигли полного согласия. Затем в переговоры вступили мужчины. Между ними тоже не было разногласий. Итак, Донди сделалась уже общепризнанной моей нареченной. Ей самой об этом не сообщили. Но разве не было у меня способа известить ее?

Встречаться нам, однако, не разрешали. А так хотелось побыть вдвоем, помечтать, сердце открыть любимой! Однако я верил, что ожидание продлится не слишком долго. Уже часть калыма была уплачена дяде Аману — пять баранов и корова.

— Как все хорошо складывается у нас! — восхищалась мать однажды за ужином. — Аннагюль в добрую семью отдаем и для Нобата высватали девушку — лучше и не надо.

— Да, мать, позаботиться о счастье детей — наша обязанность, — вторил ей отец, отхлебывая чай из пиалы. — Ошибешься в выборе сейчас — всю жизнь детям мучиться…

Долго они в тот вечер вспоминали случаи несчастных браков. Нередко в те времена бедняки вынуждены были женить своих сыновей га ком придется — лишь бы подешевле обошлось. И женили на девушках некрасивых, а то и больных, дурочках. Больных-то было множество; заболевали в детстве, потому что медицинской помощи не было, а табибы чаще всего только калечили детей.