Макс Фрай - Мой Рагнарёк

Субмарина послушно взмыла вертикально вверх, вода вокруг нее кипела и булькала – вернее, грохотала!

– Что ты с ним сделал, Али? – Изумленно спросил Мухаммед.

– Отправил его в космос. Извини, дружище: эта шутка не для тебя и, боюсь, не для князя. Вы-то никогда не смотрели по телевизору, как стартуют космические корабли, и вообще не знаете, что это такое…

– Он улетел вверх, к облакам? А он не потревожит Аллаха? – Осторожно поинтересовался Мухаммед.

– Не знаю. – Честно сказал я. – Надеюсь, что нет… Впрочем, если даже и потревожит – так им обоим и надо!

Я вернулся на свое место и задумался. "Надо бы все-таки разобраться с Олимпийцами.

Чтобы больше не было никаких недоразумений. Не хочу я с ними воевать – а значит, не буду! А уж с Одином тем более… Нечего идти на поводу у дурацких предсказаний! – Решил я. – Сегодня же к ним и отправлюсь – чего тянуть?! Да и времени у нас почти не осталось. Не знаю уж, когда наступит этот чертов зимний солнцеворот, но подозреваю, что очень скоро…"

– О чем ты молчишь? – Робко спросила Доротея. – О чем-то важном, или о пустяках?

– Хороший вопрос! – Обрадовался я. – Разумеется, я молчу о сущих пустяках: ничего "важного" у нас уже не осталось…

– Может быть, нам пора идти? – Неуверенно предложила она.

– Может быть. – Легко согласился я. – Пошли, если хочешь… Кстати, у меня хорошая новость: сегодня у нас намечается привал на всю ночь – как в старые добрые времена.

Только Джинна не будет… впрочем, у нас уже давно каждый сам себе джинн!

Через несколько часов солнце устало взирать на творящиеся под ним безобразия и решительно поползло к северному горизонту – я уже давно заметил, что оно больше не считает своим гражданским долгом покидать небо непременно через традиционный западный выход. Мы остановились на ночлег: на эту ночь у меня были большие планы.

Я увидел, что впереди один за другим загораются костры – не думаю, что кто-то из наших действительно нуждался в тепле, но возможно, они просто полюбили часами смотреть на огонь?…

На сей раз я не стал укладываться спать, чтобы увидеть во сне амбу Афины и своих не то врагов, не то старых приятелей. Я просто дождался, когда луна разбавит своим молочным светом густую темноту ночи, и долго смотрел на эту небесную колдунью из-под полуопущенных век, пока все остальное – задумчивые лица моих "генералов", светлые силуэты наших дромадеров, которых мы, сентиментальные олухи, так и не потрудились превратить во что-то иное, яркие точки далеких костров и холодные бусинки еще более далеких звезд – не исчезло в белесом тумане. А потом туман рассеялся, я опустил глаза и увидел под своими ногами знакомую узкую тропинку, взбирающуюся наверх, к жилищу прекрасной сероглазой богини… Я был вынужден признаться себе, что выбрал довольно замысловатый способ преодолевать пространство – вообще-то, мне было бы вполне достаточно просто высказать вслух свое пожелание, и все совершилось бы само собой, без продолжительной медитации, лунного света, медленной замены одной реальности на другую и прочей книжной чепухи… Но я всегда был любителем чесать левое ухо левой же рукой, предварительно перекрутив ее вокруг шеи, как самый идиотский из шарфов!

Я торопливо пошел по тропинке, с удовольствием отмечая. что мое сердце больше не бьется о ребра, как перепуганный крольчонок о прутья клетки, и дыхание не учащается на крутом подъеме – это было приятное открытие. Честно говоря, до сих пор моя спортивная форма всегда заставляла желать лучшего…

– Сегодня у нас будет гость, Нике. – Сказал я, пряча за пазуху мешочек с рунами.

Афина ничего не ответила, только удивленно посмотрела на меня – дескать, "с чего ты взял?"

– Вот увидишь. – Пообещал я. – Мои руны еще никогда мне не лгали – еще чего не хватало!

– А что за гость? – Неохотно спросила она. – Это они хоть знают, твои хваленые руны?

Я не обратил внимания на ее непочтительный тон: на моей памяти нрав Афины всегда был тяжелым, а уж в последнее время он испортился окончательно, но я давно перестал на нее сердиться. Исчезновение ее любимчика Улисса оказалось последней каплей, после этого Афина окончательно перестала улыбаться и целыми днями просиживала на пороге своего жилища, безучастно уставившись на бледное осеннее небо. "Если уж даже Улисс оставил меня, значит дела мои не просто плохи, а безнадежны. – Как-то сказала она мне, и прибавила:

– Улисс – великий хитрец, если уж он бежит с корабля, значит, на этом корабле не следует оставаться… и не потому даже, что корабль идет ко дну, просто он стал прибежищем потерявших удачу… У Улисса хватило бы мужества и благородства до конца оставаться на тонущем судне – но только вместе с настоящей Афиной. А настоящей Афины больше нет – от меня за версту смердит человечиной!" В тот день я не смог найти для нее убедительный возражений.

Крыть нечем, Афина была совершенно права: ее сила почти иссякла, она даже перестала являться мне в облике Марлона Брандо, да и дела ее родичей были не лучше. Уже давно никто из них не показывался у нас в гостях, и я догадывался, почему: в последние дни Афина перестала подходить к своей летающей машине – у нее попросту недоставало могущества, чтобы заставить аэроплан оторваться от земли без топлива, которого у Олимпийцев отродясь не водилось.

– Так что за гость к нам прийдет? – Снова спросила она.

– Не притворяйся, что не понимаешь. Сейчас к нам может прийти только один гость – тот, кого мы с тобой ждем. – Сказал я. – Не знаю, что ему вдруг понадобилось, но он будет здесь этой ночью.

– Он давно не заглядывал, хоть и обещал. Думаю, он уже далеко – да и что ему до нас?…

– Далеко, близко – какая разница! – Усмехнулся я. – Руны обещают, что он прольется на нас благодатным дождем – значит, так тому и быть.

– Именно "благодатным дождем"? – Недоверчиво переспросила Афина. – С какой это стати ты говоришь так о нашем враге, Один? Какой такой "благодати" можем мы от него ожидать? И вообще, что хорошего может еще случиться на нашем веку?!

– Так говорю не я, а руны. И прекрати причитать, как вздорная баба! – Сурово отрезал я. – Даже если у тебя не осталось ни капли могущества, разум-то должен быть при тебе до последнего мгновения!

– Доброй ночи, господа боги! Грустим понемножку – так, что ли? – Пока я пытался убедить Афину, что мои руны всегда говорят правду, обещанный гость уже явился и теперь стоял на пороге, скрестив руки на груди, и криво улыбался одной половиной рта. Другая половина его лица оставалась неподвижной. Я сразу увидел, как он переменился – куда подевался тот несмышленый мальчишка, которого нам пришлось вызволять из цепких рук Охотников?! Теперь перед нами был кто-то совсем иной, бесконечно могущественный и безмерно равнодушный к собственному могуществу – и даже моей мудрости не хватало, чтобы понять, что сулят нам такие перемены.