Дмитрий Серков - Изгой, Крах Советской империи

что с легкой руки вашего «сынишки» мы все будем видеть ежедневно небо в клеточку. Я

же не хочу коротать остаток жизни на жестких нарах. А СССР проживет и без вас.

– Со всеми этими событиями, Иван Денисович, я оказался слугой двух господ.

Приходится угождать обоим. Лучше Алекса кандидатуру мне не найти. От него

отвернулись все. А вы зря боитесь его. Он уже разыскивается милицией по подозрению в

убийстве иностранного гражданина. А кто поверит убийце? К тому же невозможно

доказать его причастность к нашему ведомству. Его имя нигде не значится.

– Кому надо, тот поверит и проверит. Не сомневайтесь, – продолжал стоять на

своем полковник. – И мой шеф уже не доволен. Ему не нужны даже сплетни,

затрагивающие каким-либо образом участие КГБ в августовских событиях. Пора бы уже

вам усвоить, что в сегодняшней действительности от сплетен до газетных публикаций –

один шаг. А какое влияние имеет сегодня пресса на народ, думаю, объяснять не надо.

Люди слепо верят газетчикам. В свое время пресса была глас правительства, а партия –

наш рулевой. Так что сейчас, в период гласности, средства массовой информации не

четвертая власть, а первая. И мы вынуждены с этим считаться. Если какая-то частная

бульварная газетенка напечатает слова вашего Алекса, то тему тут же подхватит

одна из центральных газет.

– Алекс нем, как могила, – вступился за своего подопечного Отец.

– Не скажите. Припертый к стене несколькими неудавшимися покушениями, он с

радостью выболтает все какой-нибудь смазливой журналисточке, чтобы насолить нам.

– Нет. Исключено. Он не падок на женщин. Кроме того, мы специально отдали его

милиции. Как только они его схватят, нам останется только нажать на некоторые

рычаги и…

– Не нам, а вам. И нажимайте на свои рычаги, нажимайте, – нетерпеливо

проговорил Иван Денисович. – На меня тоже давят сверху. Там, – он поднял указательный

палец, показывая в потолок, – там тоже хотят ускорения процесса. Иначе не сносить

кой-кому здесь головы.

– Вы намекаете на меня? В прошлый раз вы убеждали меня в обратном. Но, так или

иначе, я не боюсь. Зря тратите силы на запугивание. Пока мои ребята в строю, я нужен

Системе.

– Алекс должен быть мертв сегодня же, – приказал Иван Денисович, – вас не

забудут, если вы все сделаете правильно.

– Он профессионал, каких мало. С ним сложно справиться. Но сразу же после

завершения операции я сделаю все возможное… и невозможное.

– И что это будет за операция? Мне не нравится, когда наше общее дело ставится

под удар по неизвестным причинам.

– Неужели? – Отец расхохотался прямо в лицо полковнику, – мы – сотрудники

Комитета Госбезопасности, и секретность для нас никто не отменял! Меня никто не

уполномочивал вводить вас в курс дела. Не стоит знать больше, чем требует от вас

ваша работа. Это опасно для жизни.

– В момент, когда вся наша деятельность висит на волоске и зависит от

множества случайностей, вы считаете возможным что-то от меня скрывать. Из-за

вашей преданности СССР все грозит с треском провалиться, а я даже не могу знать, из-

за какой ерунды вы плюнули на нас всех, и стоит ли та операция, в которую вы ввели

Алекса, всех тех трудов и потерь, которые понесла наша Система, – надрывая свои

голосовые связки кричал Иван Денисович. – Кто будет отвечать за полный провал?

Президент уже отвернулся от нас, а что будет, если демократы узнают про то, что

творится у них под носом…

– Вы имеете в виду заговор? – осведомился Отец.

– Называйте это как хотите, но правительство России уже обратило на нас свое

пристальное внимание, и никто не встанет на нашу защиту.

Выдержав паузу и позволив собеседнику выпустить пар, Отец веско произнес:

– Я выполню приказ, Алекс будет мертв…

* * *

Все шло, как по расписанию. Желтый «москвич» сменился зелеными «жигулями»,

«жигули» в свою очередь – белоснежной «волгой». Долго петляли по городу, высматривая

возможных преследователей. Встречающая сторона перестраховывалась, опасаясь, что

Алекс все же окажется подсадной уткой. К вилле Либермана они подъехали в уже

знакомой карете «скорой помощи». При входе в дом Алекса вновь обыскали, но не найдя

ничего предосудительного, пропустили внутрь.

В хорошо обставленной гостиной царил уют и тепло домашнего очага. В камине

приветливо потрескивали березовые поленья, плясали всполохи рыжего пламени.

Секретарь хозяина услужливо усадил гостя в глубокое кожаное кресло и предложил на

выбор кофе или чай. Получив отказ, он вышел, оставив гостя одного.

В просторной зале дышалось легко и свободно. Окружавший Алекса интерьер

поражал монументальностью и великолепием на грани кича. Высокие белые потолки,

паркет из мореного дуба, темно-бурая кожаная мягкая мебель, служившая образцом

консерватизма. Тяжелый дубовый стол с витыми ножками характеризовал собой грань

между стариной, представленной антикварными предметами искусства, и современностью

в виде новейшей видеодвойки производства страны восходящего солнца.

Большие двери неслышно отворились, и в гостиной вновь появился секретарь.

– Господин Либерман сейчас будет, – предупредил он с легким южным акцентом и

протянул руку, – вы принесли то, что просил босс? Дайте бумаги мне.

– Нет, – Алекс инстинктивно отодвинул кейс в сторону, – я передам их только в руки

Либерману. Не иначе.

Не вступая в спор, секретарь кивнул и удалился. Ответ его нисколько не удивил.

Посреди роскоши и достатка Алекс задумался о превратностях судьбы. Жизнь

разведчика сложна и непредсказуема. Одних она жестоко толкает в грязь и нищету трущоб

где-то на окраине мира, другим щедро дарует блага и удобства. В атмосфере сегодняшнего

СССР, стремительно погружавшегося во всеобщее обнищание, дворец израильского

«бизнесмена» выглядел до неприличия помпезно. И снаружи, и, тем более, изнутри. Какие

доходы должно приносить совместное предприятие, чтобы Либерман мог жить на

широкую ногу, не вызывая излишних вопросов? И на эти деньги он содержит дом,

многочисленную охрану и, наверняка, приличный автопарк. Едва ли МОССАД

потворствует своему агенту.

– Добрый день, добрый день, – радостно приветствовал хозяин дома своего гостя, -

мы с нетерпением ждали вас, Алекс, и ваших новостей.

Алекс обернулся и встал, пожав узкую и длинную ладонь. Израильтянин возник