Диляра Тасбулатова - У кого в России больше?

– Ну да, – поддакнула я. – В кои-то веки себя человеком почувствовала и – в истерику. Глупо.

– Я вот тоже так думаю. Но вы заходите еще. У нас много товара.

– Непременно! Ваши товары повышают самоуважение.

Осенним погожим днем, гуляя по своим Химкам, сунулась я в киоск и спросила, нет ли хороших журналов по вязанью.

Киоскер, явно с сильного похмелья, мрачно спросил меня:

– А вам зачем?

– Вязать, – кротко ответила я.

– Нахер? (спросил киоскер – видно было, что ему все по фигу, даже жалобы покупателей – он, наверно, на что-то решился в своей жизни).

– Н ахер не вяжу, – сказала я миролюбиво. – Это надо пятью спицами, как носки. У меня не получается.

Киоскер вдруг обрадовался и развеселился:

– А тебя так просто не возьмешь! Веселая ты баба!

– А то! Но нАхер, повторяю, не вяжу – тонкая работа…

Киоскер стал хохотать и говорит:

– Ну, вот тебе хорошие журналы не на хер. На туловище. Ты на чье туловище – на свое будешь вязать или мужнино?

– На мужнино сложно. Другая крайность.

– По сравнению с нАхером? – спросил догадливый киоскер.

– Ага.

– Жирдяй он у тебя?

– 200 кг. Иди двести писят – давно не взвешивались…

– Так это, – говорит озабоченно киоскер, – на него три кило шерсти пойдет. А как же ты его кормишь?

– С трудом. Барана за один присест может умять.

– Ужас (говорит киоскер, уже высунувшись из своего киоска чуть ли не наполовину – интересно ему со мной потрепаться). А водки сколько могет?

– Ящик.

Киоскер уважительно замолкает.

Потом говорит:

– Ты, наверно, поварихой в пятой столовке работаешь? (и показывает куда-то вдаль – где какая-то пятая столовка у нас есть).

– Точно! Как вы догадались?

– Че тут догадываться-то? Если не в столовке, тут надо мэром Химок быть, чтобы барана целого и ящик водки… Не напасешься…

Заглянула я как-то в магазин женской одежды, около дома моего новый открылся.

– У нас все из Парижа, – сладко улыбаясь, сказала продавщица.

– Точно? – спросила я.

– Почти.

– Насколько почти?

– Ну, Польша, – неохотно выдохнула продавщица.

– Точно? – опять осведомилась я.

– Ну, не совсем, – призналась продавщица.

– Насколько не совсем?

Она наклонилась ко мне и прошептала:

– Киргизия…

– А где это? Рядом с Парижем?

– Почти, – сухо произнесла продавщица, явно разочарованная моими познаниями в географии.

– Точно? – опять спросила опять я.

– Вы брать че-нить будете? – уже недовольно спросила продавщица.

– Вряд ли.

– Ну, хоть шарфик, – жалобно сказала продавщица. – Шарфик точно из Парижа…

– Не возьму, – сказала я сурово. – Мне надо из Киргизии…

– Да он из Киргизии!

– Беру!

– Точно? – спросила продавщица.

И так далее.

Пошла я в один прекрасный зимний день прогуляться по нашим Химкам.

Гляжу – палатки со всякой ерундой.

Приглядела себе (извините) хороший лифчик.

Думаю: а где примерить-то?

Продавщица мигом в углу палатки сдвинула занавеску.

Я туда юркнула (слово «юркнула» вычеркни, сказала мама, ты не юркаешь, а надвигаешься, как гора).

Примеряю (еще раз извините).

Тут голос алкаша:

– А че там у тебя за занавеской?

– Голая женщина (говорит продавщица).

Алкаш говорит:

– Дай поглядеть! Давно не видал!

Я показываю из-под занавески кукиш:

– Вот тебе голая женщина!

Алкаш говорит:

– Эт точно! У меня щас такой! Пью давно (добавил он опечаленно).

Продавщица ему говорит:

– А на кой тебе тогда голая женщина?

Алкаш говорит:

– А на кой безногому лыжи?

– И правда, на кой? – спрашивает продавщица.

– А посмотреть, помечтать – как будто у тебя ноги есть!

В другой раз опять пошла посмотреть, что да как; и, если повезет, купить себе недорогого белья.

А тут у нас, в Химках, славные такие тетки-украинки, толстые и добродушные, раньше торговали.

Продавали белье, женское, кружевное.

Например, трусики «танго» (такие обычно бывают у мальчиков модной ориентации – когда всего-то полоска и она, извините, в попу впивается).

Украинки мне говорят:

– Жиночка! Купите танго! (с характерным «г»). Вам пойдет, жиночка!

Я говорю:

– Какое там танго! У меня неординарный размер! Это будет не танго, а гопак какой-то! Толстая я для танго!

Одна из продавщиц другой говорит:

– Тю! Оксана! Глянь на жиночку: разве ж она толстая? (ну, они, конечно, еще потолще меня были).

– Та ни (отвечает Оксана). Вчора, помнишь, какая брала – во! (Оксана расставила руки, демонстрируя что-то необъятное). Две меня! Чистый бегемот!

– И что? (спрашиваю). Обратно вернула трусики-то? Пузо небось из них так и вываливается?

Оксана наклонилась ко мне интимно и говорит:

– Пузо-то, может, и вываливается, но муж-то доволен… Она сама приходила, благодарила – и от мужа привет передавала… И вы возьмите танго – мужа порадуете!

– У меня (сказала я опечаленно) муж ничего не замечает – ему что танго, что фокстрот…

– Алкаш? – спросила Оксана сочувственно.

– Ага (сказала я, опустив голову).

– Ну тогда не надо! Возьмите обычные для бабушек, широкие, до талии. Алкашу все равно, а вам удобно будет, не вопьются. Это ж для красоты, для сексу нужно, а не для удобства.

Трусиками и лифчиками дело, однако, не ограничилось (все равно ничего не купила). Решила я тогда одним махом семерых убивахом: то есть сразу взять и купить корсет.

Напялила я его на себя быстро, а вот застегнуть вдвоем с продавщицей не можем.

Молния впереди не сходится.

Тогда продавщица сделала упор ногой, изловчилась, уперлась мне в грудь рукой и застегнула-таки корсет.

Но при этом упала на шпагат – ноги в разные стороны, села прямо на землю.

И, падая, зацепила занавеску, за которой мы с ней боролись с корсетом.

Пожилой армянин, хозяин лавочки, увидел интересную скульптурную композицию: тетка сидит на шпагате, а позади нее – другая тетка в корсете и безо всего прочего растерянно глазами хлопает.

Тетка-продавщица закричала:

– Вартан, закрой глаза!

Вартан сказал:

– Ны за што! Такого я еще нэ видэл!