Алексей Павлюшин - Иван Дорога

Основная масса гостей, по словам Нади, была партнерами ее матери по работе. А прежде, чем это услышать, невольно размышлял, что это за непривычный лоск исходил от окружающих? Честно говоря, я уже замечал прежде, что те, кто с успехом занимаются предпринимательством, имеют особый блеск. И вообще, эти самые бизнесмены, что попадались тогда на глаза, в какой-то момент начинали походить на домашних котов. Может быть, это печать пересечения некой черты, где благополучие имеет иное качество? Кстати, жены таких «котов» как правило походили на неких «птиц». Странно, конечно, но стоило только посмотреть на них, и сумбур моего бессознательного в ту же секунду выдавал именно эти ассоциации. Если при взгляде на даже постороннего человека проскальзывало нечто подобное, то как пить дать, предприниматель с женой. Или, на крайний случай, чиновник, но у этих улавливаемые мной черты были более размыты.

На фоне остальной компании Марина выделялась особенно. Она, несмотря на род занятий не вписывалась в те определения, чертами которых отличались остальные. Теперь я видел в ней нечто высокое, и ее физическая красота это и подтверждала, и не оспаривала. Сегодня ее повадка была умеренно-участливой, и если это была игра, то это получалось очень естественно. А если верить книгам разного рода романтиков, мне думается, именно таких женщин часто идеализируют. За такими возвышенно-не нуждающимися тянутся рыцари и принцы, их называют звездами и богинями. В них есть та притягательная отрешенность, которую так старательно воспроизводят прочие женщины, дабы стать объектом поклонения. Но оставь их одних, и они растеряются и начнут кричать в старании привлечь взгляды воздыхателей. А перестань обращать внимания на такую как Марина она не сделает ничего и просто продолжит смотреть на только ее собственное звездное небо, чем и занималась всегда. И оброненные ей платки не жест признательности или выбора – это просто платки, которые она не смогла удержать в руках.

Я тогда смотрел на Надю и завидовал самому себе – она была очень похожа на мать, но на мое «пиратское» счастье, пока этого не понимала.

Еще из интересных заметок: в этой качественно совсем непривычной для меня компании особенно выделялся очень плохой юмор. Эти люди так же хорошо выглажено выглядели, как и очень плохо шутили. А тот факт, что окружающие смеялись истошно и с огоньком, говорил и о них как лишенных этого дара. Я, конечно, позволял себе смех из вежливости и не «отсвечивал» презрительно-каменным лицом, дабы указать им на юмористическую никчемность – это дорога в никуда. Но уж, наверное, не хохотал как некоторые, особенно старательно. Кроме того, у этих самых «котов», когда они подпили, оказалось полно детских комплексов, и некоторые из них довольно быстро скатились в плоскость «ты меня уважаешь?!». Даже для моих неполных восемнадцати лет это было чересчур, но, когда директор «чего-то там инвест» и владелец сети кафе «У Аркаши», сняли пиджаки и начали «давиться на руках», я понял – нет, нормально. Их жены «птицы» тем временем без споров раздвинули в стороны посуду, а сами уселись на диван. Взялись спокойно трещать: о детях, школах и прочих ветрянках, и ресницах, не обращая внимания на красные покрывшиеся испариной лица армрестлеров. В общем от простого привычного мне «пролетарского» этот праздник отличало только более обстоятельное вступление, дороговизна одежды и подарков. И даже в мои походы на перекур в компании этих самых «котов» все скатывалось к стандартным вопросам: пропаганде собственных ценностей и конечно угрозам (куда без них). «У вас с Надей серьезно?», «Учишься? Нет, не тому учишься! Учись торговать – в экономике всё!» и мое любимое «Если Надю обидишь – пеняй на себя!». Я в тот вечер по настоянию Марины практически не пил. Оттого на вопросы отвечал легко и находил в себе силы понимающе кивать. Словом, делал всё чтобы лишний раз не волновать своих новых толстошеих знакомых.

Первая волна застолья обозначилась экспрессивными выпадами и обсуждениями некоторых рабочих процессов, в которых непосвященный не сможет ни черта разобрать. Ей на смену пришли сентиментальные высказывания и ностальгические юношеские воспоминания. Мужчины рассказывали преувеличенные истории, а их жены кивали и время от времени вставляли ремарки и романтические уточнения. Здесь мы с Надей стали недовольно переглядываться, а когда назрела опасность участия в застольной песне, решили отправиться на прогулку.

Пока Надя пошла переодеваться, я надел куртку, обулся и уже нетерпеливо топтался в прихожей, когда из гостиной вышла Марина и закрыла за собой дверь.

– Вы надолго? – громким шепотом спросила она.

– Не знаю, но думаю, что нет – холодно, – ответил я.

– Ваня… – покачивая указательным пальцем начала она, – ты мне понравился. Осталось только с вопросом перспектив определиться, а в целом понравился, – вздохнула Марина и отвела лицо. – Вчера немного неудобно получилось, но такой неприглядной я бываю крайне редко, учти это!

– Вы тоже.

– Что тоже? – насторожилась она.

– Вы тоже мне понравились, – стараясь выглядеть уверенней, сказал я.

– Хм, хорошо… – измерив меня взглядом улыбнулась она. – Молодец, наглый – далеко пойдешь! – и указывая на дверь в комнату Нади, добавила, прежде чем вернуться в гостиную, – аккуратней гуляйте!

– Вы уже вчера предупреждали, – выдал я и уловил в лице Марины легкую улыбку и укор.

Новогодняя ночь выдалась светлая, а так ожидаемый романтиками снег, как еще один символ праздника, уже лежал вокруг высокими покатыми сугробами и блестел в лучах убывающей луны.

Кругом по окрестностям громыхали фейерверки и петарды. На центральной площади играла музыка. Праздничная толпа приплясывала, вторя словам песни, время от времени вскрикивая, грохоча хлопушками и зажигая бенгальские свечи.

– Обещанная дискотека «от Морозко!»? – глядя на двухметрового Деда Мороза, слепленного из снега, сказала Надя.

Я кивнул и заметил в толпе Саню, кричащего что-то в небо. Мы подошли ближе и поздоровались. Саня всех поздравлял с новым тысячелетием, а когда ему сказали, что двухтысячный год это все еще двадцатый век, он, как мне кажется, ничуть не расстроился. Продолжил кричать и стал трепать за плечо своего азиатского коллегу по сцене – домбриста, стоящего тут же и довольно улыбающегося. Санина подруга тоже вопила и, вложив стаканы нам в руки, немедленно налила в них коньяк. Приказала поздравить Александра Назарова с успешным дебютом на «большой сцене», что мы незамедлительно и проделали. Пока я объяснял Сане, что его выступление, пропущенное мной, нельзя считать поводом для расстройства, и впереди целая неделя, чтобы это восполнить, неожиданно для меня словно из-под земли вырос Вова Кусков с подругой под руку. Я бросил говорить с вопящим Саней и пожал Вове руку.